Мы не сеем колючек - [67]

— Доброе утро, госпожа Люхез!

— Здравствуй, Абу Зейд!

Обладатель жилета уставился на Сейиду. Видно было, что ему нелегко придумать продолжение разговора. Наконец он нашелся:

— Где пропадала?

— У клиента, — ответила девушка, пытаясь обойти Абу Зейда.

— На дому? — продолжал тот, не двигаясь с места.

— Ну да…

— А это кто такая?

— Подружка, — ответила Люхез, не вдаваясь в подробности.

— Честь для нас! — осклабился Абу Зейд и протянул руку Сейиде. Той ничего не оставалось делать, как подать свою. Неуклюжий кавалер крепко пожал ее и не спешил выпускать.

— Добро пожаловать! Как звать-величать?

— Сейида.

— Красивое имя!

— С кем это ты болтаешь, Абу Зейд? — раздался сверху недовольный голос.

Люхез заторопилась:

— Пусти, ведь это хозяйка!

— Ну и что? — спросил он с деланным безразличием.

— Сам должен понимать! Не маленький…

— А разве запрещается приветствовать гостей?

— Эй, Абу Зейд! — снова раздалось сверху.

— Чего тебе? — неохотно откликнулся мужчина. — Что ты меня без конца дергаешь?!

На лестнице послышались тяжелые шаги, и появилась дебелая женщина — бандерша Тавхида. Увидев Люхез, она накинулась на нее с вопросами, не давая ни малейшей возможности вставить хотя бы одно словечко:

— Явилась? Где тебя носило всю ночь? А это с тобой что за девка? Какого черта ты-то здесь крутишься, Абу Зейд?

Толстяк поспешил ретироваться, не переставая ворчать:

— Можно подумать, что разговаривать с людьми — грех! И так как в тюрьме живешь!

— Тебе не нравится эта тюрьма?

— Поговорили — и будет… — примирительно заключил Абу Зейд, отправляясь на свое привычное место в углу кофейни.

Наверху Тавхида долго не могла успокоиться — ходила по комнате, переставляла какие-то вещи, двигая стульями. Сейида украдкой осмотрелась. В ‘большой просторной зале стояли диван и несколько кресел. На одном из подоконников — поднос с остатками сладостей и пустыми бутылками. Наконец бандерша уселась, и диван затрещал под ее тяжестью. Внимательно оглядев Сейиду, Тавхида спросила:

— Ну, и кто ты такая?

— Сейида, — просто ответила девушка.

Хозяйка повернулась к Люхез, ожидая от нее более развернутых объяснений.

— В какую историю она впуталась?

— Ничего особенного. Просто хочет к нам поступить.

Тавхида воззрилась на новенькую:

— У кого ты раньше работала?

— Ни у кого…

— Значит, неопытная?

— Она тебе понравится, хозяйка! — вмешалась Люхез.

Бандерша немного пододвинулась и сказала:

— Поди-ка сюда! Присядь… Так как, говоришь, тебя зовут?

— Сейида.

— Теперь будешь Наргис. Твое имя не очень подходит для нашего дела[28]. Согласна?

— Ваша воля, хозяйка!

— Что ж, ты мне нравишься… Расскажи о себе.

Сейида послушно рассказала историю своей жизни.

Тавхида внимательно выслушала, почмокала губами в знак сочувствия и изрекла:

— Тяжелая штука жизнь… Всем на этом свете крутиться приходится… Как говорится: «Спи на том боку, на котором удобнее». Вот каждый и ворочается… Никому не дано отдохновенья. Куда ни взгляни — ни одного довольного человека. Никто не знает, на каком боку спать… Оставайся. Может, тебе у нас повезет.

И Сейида, теперь уже Наргис, осталась в доме Тавхиды. Началась новая жизнь, появились новые подруги: Зуба, Алият, Тахия, Рора… — пустоватые, немного вздорные девушки, быстрые и на любовь, и на злобу.

Дни шли за днями, Сейида чувствовала, как в ней возникает то же покорное равнодушие, которое отличало всех обитательниц этого заведения: она уже ничему не удивлялась и не возмущалась. Ее нынешнее занятие было работой — только и всего. Она даже получила официальное разрешение, как какой-нибудь хозяин лавки, или парикмахер, или владелец маклерской конторы.

Нельзя сказать, чтобы ее дела шли плохо — молодость и красота быстро создали рекламу «обольстительной Наргис». Но ощущение желанной свободы не приходило. Оставаясь одна, Сейида часто спрашивала себя: где же та независимость, ради которой она пошла за Люхез? Хороша свобода, если приходится раздеваться по первому требованию любого, у кого есть деньги!

Что рассуждать о свободе и независимости, Сейида? Откуда тебе знать, что это такое? С детства ты работала на других. Так что ничего не изменилось, только хозяев больше, но зато тебя с ними мало что связывает — как пришли, так и ушли.

Теперь на Сейиду смотрели как на старожила квартала. Она знала подноготную всех его обитателей. Абу Зейд, как она узнала потом, был сердечным дружком хозяйки. Кофейню она открыла специально для него. Бандерша щедро тратилась на эту гору жира и мышц, лишь бы ее сокровище не сманила какая-нибудь другая покровительница. Пустые, сонные и бесцветные глаза Абу Зейда точно выражали его духовную сущность. Когда разговор заходил о нем, Тахия и Рора насмешливо покачивали головами: «Сколь мало мозгов вложил Аллах в это большое тело!»

Хозяйка зорко следила за своим любовником, стараясь пресечь малейшие заигрывания с девицами. В первый же день Люхез предупредила Сейиду:

— Послушай, Сейида, берегись Абу Зейда. Хоть глаза у него и сонные, но каждую юбку провожают. Хозяйка все может простить, однако избави тебя Аллах даже словом перекинуться с этим остолопом! Попадись на чем угодно: утаи деньги, лови клиентов на стороне, чтобы она не знала, — Тавхида на все посмотрит сквозь пальцы. Только держись подальше от Абу Зейда!