Мы не прощаемся - [6]
Заспорили, загалдели. Фокеевна бросила в ведро последнюю картофелину и поднялась с чурбачка.
— Ну, айдате спать! Сколько языком ни мели — помолу не будет.
Андрей и Горка еще засветло натянули полог, натаскали под него сена. Укладываясь спать, Горка спросил:
— Слушай, к тому времени, когда мы будем стариками, много изменится в пенсиях, правда?
Андрей не отвечал. Усыпляюще тюрлюкали сверчки. В ворчливых омутах беспокойно колотилась рыба. Под Горкой, который никак не мог улечься, шелестело сено. Андрей брал кошенину и подносил к лицу: чем только она не пахла! Властвовал дух подвяленных листьев табака и чая. А вдохнешь глубоко раз, другой и уловишь пряный запах полынца, пресный, сладковатый — вязели и пырея, горклый — клейкого молочая. Терпко, горчично пахнет сурепка. Теплые, тревожные запахи детства, совсем недавнего, но уже далекого!
— Как ты считаешь, Андрей? — напомнил о себе Горка.
Где-то близко захохотал филин. Будто испуганные этим, примолкли сверчки. Парни повернулись друг к другу спиной, старательно засопели.
Фокеевна гремела посудой, перемывая ее в большом блюде, а Савичев сидел в тени дуба на длинной скамейке. Он курил и следил, как невдалеке прыгала вокруг обглоданного мосла сорока. Нахальная птица, нахальная и в то же время трусливая: топчется вот около кости, один раз клюнет, а десять раз осмотрится, сверкая черными, как паслен, глазками.
— Хуже, чем в бане! — Савичев расстегнул ворот свежей наутюженной рубашки, пошарил рукой у горла.
— Это тебе после хвори, ослаб. Шиповный чай, Кузьмич, пей. — Фокеевна протерла тарелки, влажное полотенце раскинула на ветке боярышника. — Значит, припутал ты моего Мартемьян Стигнеича?
— А что делать, Василиса Фокеевна? Пастух заболел, а другого... Никто не хочет, простите за грубость, в коровьи командиры идти. И план по молоку к чертям летит. — Председатель растер окурок на спичечном коробке. — Думаете, подведет?
— Да кто его знает. Он если б не кинулся в вино... А так он крепкий. Дён сорок назад, как раз ластынька гнездо лепила, приехала я домой. Нет Стигнеича. Ну, значит, у Астраханкина, они ж ходят друг за дружкой, как на собачьей свадьбе, один без другого рюмки не выпьют. Ушла в клуб. Уж картину начали крутить, смотрю, Стигнеич входит. Тверезый. В темноте место шарит. За рукав его — садись рядом. «Здравствуйте! — шепчет мне. — Извините». Ладно, смекаю, дома будешь извиняться. Нашла его руку — чувствую, сомлел мой хрыч, аж ладонь вспотела. Думает, чужая какая прислонилась. Ах ты, ругаюсь себе, перечница старая, у самого не токмо песок — голанцы скоро посыплются, а туда же, чужатинки вознамерился прихватить!.. В общем, не скажу я тебе, Кузьмич, много ли толков будет от его пастушества, а так — крепкий! Словом, попытка — не пытка.
— В том-то и оно. Поеду, посмотрю...
— А ты вон туда поезжай, — Фокеевна высвободила из-под платка ухо, прислушалась. — Сюда-сюда! Васьки Бережко отчего-то не слышно. Поди, сломался?
Савичев, припадая на протез, пошел к «газику». Фокеевна смотрела ему вслед, внезапно закручинившись, скорбно приложив руку ко рту. Сколько их, таких вот хромых, безруких, изувеченных, ходит по родимой земле! Оставили они в блиндажах и окопах свою недопетую, недоцелованную, недолюбленную молодость. Вот и Кузьмич, только сыграл свадьбу — война. Вернулся с войны, а жена другого нашла, укатила с ним — доселе неведомо куда. Годов пять горевал, бедолага. Потом женился. Сказывают, любит новую, да, видно, любовь эта, как поздняя осень, приятна, но не так уж радостна.
А председатель поехал туда, куда посоветовала Фокеевна. Минутой позже Андрей взвился от нестерпимого ожога. Рядом подскочил грузный Василь Бережко. Он разом сел на копне, матерясь и чихая. Оба увидели над собой Савичева. В руке Павла Кузьмича еще дрожала жидкая красноталовая хворостина. Невдалеке чуть слышно работал мотор председательского «газика» — ждал хозяина.
— Чи ты сказывся, председатель, туды тэбэ и... апчхи!
— Спите, с-сукины дети? — в щелках век бешено метались глаза, под тонким горбатым носом вздрагивали колечки усов. — Ревнивы! Только не к работе!
— Нам бежать, Павел Кузьмич, или подождать, пока вы еще огреете? — Андрей, багровый, с отпечатками травы на щеке, потирал плечо.
— Тикай, вин зараз кусаться почнэ! — Василь отчаянно мотал головой и рычал, как трактор при переключении скоростей: — Агр... пчхи!..
— Ух, вы! Лодыр-рюки! И ты... с аттестатом... Образование не позволяет в жару работать? Без ножа, подлецы, режете.
Прочихавшийся Василь мощным плечом попер на Савичева.
— А ты чего дерешься? Нет, ты чего волю рукам даешь, га? — Свернул из толстых коротких пальцев кукиш, сунул под самый нос председателя. — Бачишь? Богато вас кричать да в машинах кататься. Спытай таку ось бурьяняку! Через него мышь не пролезет, а ты с дрючком... Не сверкай очами, чихав я на тебя!
Тяжелея от страха, Андрей готов был кинуться разнимать, если они сцепятся драться. Ясно же, председателю не устоять против широченного Василя. Но Павел Кузьмич нервически откинул прут и шагнул к трактору.
— Показывайте, что у вас тут....
— Хай Андрей показуе, а я трошки в председательской машине...
Литературно-художественный и общественно-политический ежемесячный журнал«Наш современник», 2005 № 05.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман Н. Корсунова посвящен сложным, драматическим событиям начала 40-х годов, когда не на жизнь, а на смерть столкнулись две социальные системы — СССР и фашистская Германия. Ставка Советского Верховного командования и ставка гитлеровского вермахта, боевые операции советских и немецко-фашистских войск, приуральский поселок Излучный и немецкая деревня Кляйнвальд — вот место действия главных персонажей произведения. На изломе истории выявляется их нравственная, социальная, общечеловеческая сущность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».