Мы начинаем в конце - [25]

Из гримерок она вышла собственно в зал, прямо к бару, где бокалы и бутылки множились в зеркальной стене. Взяла бутылку «Курвуазье», открыла, облила кожаный диванчик. Достала спички, подожгла сразу весь блок, швырнула в кабинку, уставилась на гипнотическое голубое пламя.

Дачесс очнулась, лишь когда ей сдавило грудную клетку. Пока жар пыхал в лицо, она, завороженная, его не ощущала; а тут закашлялась, отшатнулась, внезапно вспомнила, что рука рассечена до крови. Зажимая рану ладонью, Дачесс пятилась, натыкалась на столы и стулья, но взгляд оставался прикован к огню, к яростной его пляске.

Она спохватилась лишь у дверей.

Бросилась обратно, прямо в густой дым; натянула футболку на рот и нос. Распахивала двери одну за другой, пока не оказалась в кабинете. Стол красного дерева, отделанный зеленой кожей; бар, только поменьше того, в главном зале; хрустальные бокалы, коробка сигар. Экран видеонаблюдения, под ним дверца. Дачесс открыла ее, выдернула пленку, сунула в рюкзак.

Теперь — к выходу. Она пробиралась, согнувшись пополам; огонь дышал ей в спину.

Вырвалась. Долго хватала ртом ночной воздух. Отдышавшись, вскочила на велосипед. На ее футболке среди звезд улыбался полумесяц. Позади трещал, выгорая и рушась, мерзкий притон. Вскоре к этим звукам прибавился вой сирены — пожарные наконец-то отреагировали.

Дачесс изо всех сил крутила педали. Промчалась главной улицей Кабрильо — путь шел вниз по склону; а дальше пришлось подниматься в гору. Ей встретился случайный автомобиль; она втянула голову в плечи и при первой возможности свернула с хайвея. До Кейп-Хейвена добиралась уже тропой, полускрытой в роще. По Сансет-роуд проехала совсем немного, почти сразу срезала, вырулила на Фортуна-авеню. Остановилась, увидев гору хлама. Ветхий приставной столик, коробки, пакеты — утром их заберет мусоровоз. Спрыгнула на землю — велик упал, звякнув, — бегом пересекла улицу и запихнула пленку в полиэтиленовый мешок.

Замела следы. Потому что она не дура какая-нибудь.

Вот и ее улица, ее дом. Как могла тихо, Дачесс вкатила велосипед во двор, прислонила к стене, через окно забралась в спальню. Мать и брат ее не услышали. Она скользнула в ванную, разделась, даже не взглянув на свой порез. Голая прокралась к стиральной машине, загрузила вещи и села ждать. Лишь когда машина, покончив со стиркой, отключилась, Дачесс залезла в ванну и пустила воду, тщательно намылилась и окатилась из душа. Настало время заняться порезом. Перед зеркалом Дачесс извлекла осколок в полдюйма длиной. Потекла кровь — та же, что кипела в жилах ее необузданных предков.

Семья Рэдли была не из тех, где отводят под лекарства целый шкафчик или хотя бы держат аптечку; и всё-таки Дачесс отыскала набор детских пластырей с картинками (она сама их купила в прошлом году), выбрала самый большой, заклеила рану. На ее глазах пластырь окрасился алым.

Она легла в изножье Робиновой кровати; свернулась по-кошачьи и стала ждать, когда придет сон. Так и не дождалась.

Забрезжил рассвет. Огненная ночь позади, думала Дачесс; а дальше-то что?

Ничего хорошего — это ясно.

Она стала клясть себя — не выбирая слов, не ведая снисхождения.

9

Уок нашел его на краю обрыва.

Раньше там был забор, недавно обрушился целым пролетом. Винсент стоял так, что земли касались только пятки. От малейшего ветерка он мог рухнуть вниз, в этих своих джинсах и старой футболке. А высота, между прочим, футов сто. Усталость заволокла его глаза. Тоже, значит, ночь не спал — как и сам Уок. Его подняли по тревоге во втором часу. Сигнал поступил из клуба «Восьмерка». Уок живо влез в полицейскую форму и помчался на место происшествия. Пожар было видно за милю — все небо красное; ни дать ни взять салют в честь недавнего Дня независимости. Уок вел машину прямо на огонь и на шум, к самому пеклу. Припарковался за две улицы. Транспорт не скапливался — у людей хватало ума не загромождать себе пути к отступлению.

Дарк стоял поодаль от толпы любопытных. Дымовой столб взметнулся, окрасил небо серым. У Дарка в лице ни один мускул не дрогнул…

— Подай-ка ты назад, Вин. А то на тебя глядеть как-то некомфортно.

Вместе они прошли к дому, в тень стены.

— Ты молился, что ли? Я думал, тебе взбрело с обрыва сигануть.

— А она есть вообще — разница между молитвой и желанием?

Уок снял фуражку.

— Желание загадываешь, когда чего-то хочешь. А молишься о том, что необходимо.

— В моем случае это одно и то же.

Они устроились на заднем крыльце. Свеженькие доски лежали штабелем. Жизни едва ли хватит, чтобы восстановить кинговский дом.

— Вин, ты знаешь этого парня — Дикки Дарка?

— Я здесь никого толком не знаю.

Уок молчал — не хотелось давить.

— Этот Дарк буянил в доме Рэдли. Я вступился за девочку и за Стар. Больше некому было.

Уоку в упрек, не иначе. Ладно.

— Стар говорит, они просто друзья. Заявлять в полицию отказалась.

— Друзья; ну-ну…

Опять эта нотка — и теперь она Уоку не мерещится. Винсент до сих пор не остыл к Стар.

— Сегодня ночью у Дикки Дарка сгорела недвижимость.

Винсент молчал.

— Клуб в Кабрильо. Золотое дно. Дарк упомянул тебя, вот мне и пришлось…

— Я все понимаю, Уок. Незачем оправдываться.