Мы на «чертовом» катались колесе - [29]

Слова Марины о том, что он вмешивается в ее жизнь, охладили его пыл, он даже пожалел о своем бесцеремонном вторжении, но вызывающий тон Красильщикова вновь взвинтил его.

— Я знакомый Марины Александровны, — сдерживая нарастающую ярость, процедил Ронни. — Старый знакомый.

— А я ее муж!

Сэндз почувствовал, что бледнеет. Он метнул на Марину недоумевающий взгляд.

— Алексей, не преувеличивай, — смутилась она. — И вообще, что за глупый разговор вы затеяли!

— Я ничего не преувеличиваю, — зарычал Красильщиков. — Это моя жена, а это мой ребенок. А вот ты кто такой — еще вопрос!

— Это мой папа! — воскликнула Настя, выныривая из-под Марининой руки.

Марина в сердцах встряхнула ее и отвесила подзатыльник.

— Вечно ты встреваешь, когда не просят! Ступай в комнату и сиди там!

Она отвела хнычущую Настю в комнату и захлопнула за ней дверь.

— Папа, значит! — надуваясь и багровея, протянул Красильщиков. — Так это ее отец?

Марине ничего не оставалось, как кивнуть.

— Снова явился? — Красильщиков с ненавистью уставился на Сэндза. — Чего тебе здесь нужно, паскуда?

— Я пришел к ребенку!

— Не нужен ты ему, и деньги твои не нужны! Я без тебя обеспечу их обеих! А теперь убирайся!

Он схватил Ронни за грудки и начал толкать его к выходу из квартиры.

— Убери руки! — возмутился Сэндз и сам, в свою очередь, схватил его за рубашку.

Марина застонала от отчаяния.

— Вы что, драться здесь собираетесь?

— Скажи ему, что не нужны тебе его деньги! — хрипел Красильщиков, пытаясь оторвать от себя руки американца и одновременно продолжая теснить его к выходу. — Скажи! Скажи, что ребенок — мой!

— А это мы еще посмотрим, чей ребенок! — ответил Ронни.

От его рубашки отлетела пуговица. У Красильщикова, отрываясь, затрещал воротник. Марина сжала кулаки.

— Убирайтесь, слышите?

На нее нахлынула ярость. Оба вдруг показались ей одинаково грубыми, беспринципными самцами, у которых на уме только похоть, и больше ничего. Она бросилась в комнату, вытащила из ваз два букета — Ронни и Алексея — и, вернувшись в прихожую, принялась хлестать ими сцепившихся мужчин.

— Выметайтесь из дома, нужны вы мне больно! — со слезами повторяла она.

Красильщиков и Сэндз вывалились на лестничную площадку. Следом за ними полетели букеты. Марина захлопнула дверь, привалилась к ней спиной и беззвучно заплакала. Не везет ей на мужчин! Один — иностранец и женатый, другой — пьяница и скандалист! Нет, видимо, ей так и суждено остаться одной…

Минут через пять в дверь позвонили.

— Марина, это я, открой! — Красильщиков тяжело дышал. — Он убрался.

— Ты тоже убирайся! Хватит! Надоело мне все!

На лестничную площадку вышла соседка и осуждающе поглядела на Красильщикова.

— Что вы тут делаете, гражданин? — прокурорским тоном спросила она.

Алексей смутился, поправил сбившийся галстук.

— Я? Собственно, ничего…

Шагая по разбросанным цветам, он подошел к лифту и нажал на кнопку. Женщина сверлила его взглядом до тех пор, пока он не скрылся в кабине.

Марина умылась и привела себя в порядок. Когда она вернулась в комнату, Настя сидела за столом и старательно рисовала. Подаренная Красильщиковым кукла валялась на полу.

— А правда, что дядя Леша будет моим новым папой? — насупившись, спросила девочка. — Мне больше нравится Ронни.

— Не разбрасывай вещи. — Марина подняла куклу и отнесла ее к другим игрушкам. — И поменьше забивай голову тем, чего не понимаешь.

Настя придвинула к себе коробку с фломастерами.

— Я рисую картинку для моего настоящего папы, — заявила она.

Марина, подавляя невольный вздох, села рядом с ней и улыбнулась дочери, хотя на глаза наворачивались слезы.

6

На другой день после работы Марина, как всегда, зашла за Настей в детский сад. Подходя к игровой площадке, она поначалу не обратила внимания на парочку у ворот — молодую, очень тонкую, коротко стриженную блондинку в сером брючном костюме, с серой сумочкой через плечо, и бородатого мужчину лет тридцати, державшего в руках фотоаппарат. Они вполне могли быть родителями кого-то из детей. Настя, увидев мать, выбежала из ворот. Марина поздоровалась с воспитательницей. В следующую секунду ей в глаза ударила магниевая вспышка, и она, невольно зажмурившись, отступила назад.

— Не беспокойтесь, еще пару снимков, — улыбаясь, прогудел бородач и, присев на корточки, снова щелкнул затвором «кодака».

— В чем дело? — удивилась Марина. — Почему вы снимаете?

— Мы из редакции газеты «Московский комсомолец», — с обаятельной улыбкой представилась спутница фотографа. — У меня есть к вам несколько вопросов…

— Насчет чего? — пролепетала Марина, хотя уже начала догадываться…

Журналистка вынула из сумочки портативный магнитофон.

— Насколько нам известно, вы знакомы с Ронни Сэндзом. Это так?

— Так… — выдавила Марина. Скрывать свое знакомство с Ронни не имело смысла, поскольку в субботу ее с ним видели дети и воспитательница.

Журналистка заулыбалась еще шире, ее глаза азартно заблестели.

— Давно вы его знаете? — вкрадчиво поинтересовалась она, протягивая магнитофон к самому лицу Марины.

— Какое это имеет значение? Настя, дай руку! — Она взяла девочку за руку и повернулась, чтобы уйти.

— Не беспокойтесь, мы не напечатаем ни одного слова о вашей личной жизни, если вы этого не захотите, — затараторила журналистка. — Может быть, вы расскажете, при каких обстоятельствах познакомились с Ронни?