Мы — можем! - [56]

За три дня мы поставили город на уши. Встречи со всеми друзьями, посещение родного завода, почти непрерывные застолицы с песнями и танцами — ведь мы были молоды и неуемны — все это требовало массу здоровья и выносливости.

К утру дня убытия мои силы были исчерпаны. Но меня отпоили сырыми яичками, подкрепили морепродуктами и на машине отвезли к той же «Охе», следовавшей в обратном направлении.   

Эта встреча два года спустя после разлуки исцелила меня от тоски по Сахалину. Тем более, мы активно поддерживали переписку, друзья с семействами приезжали ко мне в Питер, и связь не прерывалась.

Позже текучка жизни задвинула сахалинские воспоминания на дальнюю полку. Они были дороги мне, но как-то утратили яркость и остроту. Слишком много было другого. Да и сам я медленно, но верно, матерел и старел.

Из всех старых друзей переписка сохранилась только со Жданкиными. В восьмидесятые годы старший племянник Саши проходил военную службу в Питере и захаживал в гости к нам. Саша окончил вуз, плавал электромэном на судах рыболовного флота. Дочка Ира подарила им двух хороших внуков. Все было нормально.

Где-то в 2009 или 2010 году в Невельске случилось сильное землетрясение. Землетрясения бывают в тех краях регулярно. Однако сила их обычно невелика. Тут же масштабы бедствия оказались настолько велики, что значительная часть города была разрушена, а глубины в порту сильно уменьшились. Редкие письма от Жданкиных перестали приходить, но я объяснял это аварийной ситуацией.

А спустя два года Москва послала меня на Сахалин в связи с аварией землесоса «Анабар».

Хорошая рабочая лошадка была направлена из устья Лены на Сахалин для участия в очень важных для России работах. Решение использовать «Анабар» на строительстве подводного трубопровода приняли самые высокие инстанции. Однако высокие инстанции не обязаны вникать в тонкости морского перегона. Для этого есть свои компетентные организации и службы. Правда после могучей перестройки вплоть до наших дней эти организации и службы можно считать компетентными только по их назначению.

Люди, руководящие ими, сами руководствуются исключительно мотивами личного обогащения и карьеры. Понятия профессиональной пригодности, ответственности за принятые решения и элементарного желания честно послужить отечеству у них нет. Надо всем преобладает желание сорвать куш и лично отрапортовать, как можно быстрее: «Ваше задание выполнено!»

План перегона и организация его были утверждены именно с таких позиций. «Анабар» прошел Северным морским путем в Берингов пролив, потом вдоль Камчатки и Курил до пролива Лаперуза. Обогнул южную оконечность Сахалина, похожую на рыбий хвост, и пошел на север вдоль западного побережья. Последний участок пути оказался роковым для него. Сработали все недостатки организации перегона и перегонного экипажа.

Землесос встал на якорь у острова Монерон. Почти весь экипаж съехал на берег этого прекрасного островка и там устроил себе отдых. Дальний перегон заканчивался. До цели было уже рукой подать. Внезапно налетевший шторм сорвал «Анабар» с якоря и выбросил на скалистую отмель.  Экипаж в аварийном порядке стал возвращаться на борт. При довольно неясных обстоятельствах один член экипажа погиб. Шторм еще не закончился, а в районе миделя уже наметился перелом корпуса.

Спасательные работы были поручены Сахалинскому отряду морской спасательной службы. Основная база отряда располагалась в Корсакове. Но Невельск был вдвое ближе к месту работ. Поэтому работали с опорой на Невельск. Так судьба привела меня в этот город спустя сорок пять лет после того как я жил и работал там.

Многое изменилось за это время. Уже  поезда не ходили из Южного через Холмск на Невельск по узкоколейке, построенной еще японцами. Мы ехали на автомашинах через перевал и Ловецкий распадок. Там построили хорошую  автомобильную дорогу, и, как я успел заметить, продолжают улучшать ее. 

Город стал другим. В нем совсем не осталось деревянных фанз и бараков, составлявших в мое время более половины всего жилья. Блочные и кирпичные дома уцелели после землетрясения не все.

Целые кварталы новых домов, построенных в аварийном порядке после землетрясения, перемежались с еще не убранными до конца руинами. Исчез мой любимый судоремонтный завод с могучими цехами и сухим доком. Ушла в небытие База тралфлота. И зачахла за ненадобностью железнодорожная станция Невельск, хотя ржавые пути узкоколейки еще остались.

По улице, тянущейся между сопками и морем, потоком идут автомобили. И совсем нелишними смотрятся светофоры, которых 45 лет назад в Невельске не знали. На склоне сопки над центром города встал православный храм, хорошо просматривающийся с моря. Здания ДК рыбаков уже нет. Памятник Невельскому вышел на улицу, к дороге, ведущей вдоль моря на Южный распадок. В сквере северной части города появился еще один памятник Геннадию Ивановичу, задуманный с претензиями, но фальшивый с точки зрения моряка.

Знаменитый мореход стоит у штурвала и зорко смотрит вперед — туда, где шумит прибой Японского моря. Командиру транспорта не по чину крутить штурвал. Это делает матрос, в свежую погоду — двое, или даже четверо. Но главное даже не в этом. Фигура капитана, его поза, даже складки одежды до боли напоминают бесчисленные памятники Ленину. Чувствуется, что оставшись без работы, специалисты по вождю мирового пролетариата срочно бросились на поиски новых героев, используя старые наработки.