Мы — можем! - [45]

Я со своими ребятишками из аварийной партии укрылся за высоким наветренным комингсом трюма АС. Было темно, сыро и холодно. Раздуло уже прилично, и ветер продолжал усиливаться — явный признак приближающегося шторма. На шее у меня висела отечественная переносная УКВ-радиотелефонная станция «Причал» размерами со стандартный кирпич, но немного тяжелее его. Других в то  время у нас не было.

Смешно, но я с таким же кирпичом лет через десять после описываемых событий утер нос хай-течной Европе. Тогда периодически возникали недолговечные фирмочки, занимавшиеся куплей-продажей и перегонами судов самой разной кондиции и назначения. Одной такой фирме понадобилось перегнать  старое речное пассажирское судно, вдобавок ранее погоревшее, из Питера в Гдыню. Дело было  в октябре, когда на Балтике хозяйничали осенние шторма. Выполнение полной конвертовки объекта — то есть безопасного оборудования его для выхода в море в данных условиях — требовало много времени и денег. Ни того, ни другого у заказчика не было. Но он был готов заплатить мне за проект перегона и сопровождение объекта в качестве командира аварийной партии. Именно такое  условие поставил инспектор Регистра, дававший разрешение на перегон.

Это была дерзкая, но тщательно подготовленная операция. Она была успешно и своевременно выполнена.

При входе в Гдыню на объект поднялся польский лоцман. Он встал рядом со мной на тентовой палубе бывшего пассажира, поздоровался и с презрением глянул на мой «Причал».

— Вот у меня воки-токи — это техника!

И он показал чудесную коробочку с антенкой, удивительно похожей на  писю мальчика из средней группы детсада.

Буксир повел нас в ворота порта, потом повернул направо. Пайлот периодически подавал команды по УКВ. Но недолго. Вдруг станция скисла. Красивый современный аппарат молчал, как партизан на допросе. Я включил свой «Причал» на рабочем канале и предложил пану.

Ему ничего не оставалось, как принять русскую топорную помощь, ибо без связи его присутствие здесь становилось бессмысленным. Так он и проходил, сгибаясь под тяжестью моей техники, пока мы не ошвартовали объект у причала.

Я принял свою станцию от него и неправедно хохотнул, показывая на карман, из которого торчала антенка: «Вот это — техника!» Пан только развел руками.

А тогда я тоже включил рабочий режим и еще раз предложил Волчанскому взять власть в свои руки. Но лоцман уже закусил удила. Он потребовал от «Ясного» развить полную тягу. 

Полная тяга «Ясного» составляла около 76 тонн. Но до нее еще было далеко, когда стопора перестали держать и якорь-цепь с грохотом, высекая искры, пошла высучиваться.

Дали стоп. Якорь-цепь закрепили усом из стального троса за кнехты, что нужно было сделать с самого начала. В целом результатом этого мощного рывка стало только удлинение буксирной линии. Тогда начались варианты с использованием полной тяги. Но этот обломок длиной 80 метров с остатками груза в носовых трюмах не хотел сползать с мели. Напротив, он садился все плотнее, пока вообще не перестал шевелиться.

Где-то к полуночи у авторитета кончилось терпение. Он приказал быть готовыми к рассвету и убыл с борта спасателя. Наконец то, мы получили возможность работать по своему разумению!

Мы приняли балласт в кормовые танки «Ясного», поставили его прямо под нос объекта на короткие усы и тщательно закрепили буксирную линию. Хмурое небо начинало розоветь на юго-востоке, когда мы приступили к работе винтами спасателя. Буксир тащил носовину и одновременно промывал грунт под ней. Прошло чуть меньше часа. Мы продули грунт под корпусом объекта на всю его длину.  Сначала медленно, потом уверенно и стабильно мы пробирались в канал. На чистой воде пришел уже другой, не такой опытный лоцман, и буксирный ордер пошел в порт. «Ясный» бодро вел немца к указанному причалу.

Мы еще раз продули междудонку. Крен начал уменьшаться. Я огляделся по сторонам. Слева мимо нас проплывали причалы порта, справа — строения Морского музея. Рядом с моей головой в плафоне бакового светильника плескалась зеленоватая морская вода. После бессонной ночи, проведенной в интенсивных трудах, нас покачивало от усталости.  Звуки в ушах иногда начинали плыть, без связи с текущими событиями, но вскоре возвращались к действительности.

Носовину в тот же день полностью разгрузили, а еще через несколько дней законвертовали и отвели в Котку.

Груз был спасен полностью. Кормовая часть осталась на месте. Мы могли снять ее и вывести в порт, пока шторма окончательно не добили ее, но нам не поручили эту работу. В начале двухтысячных годов меня привел Господь в Клайпеду. Останки кормовой части все еще были на месте.

Вот и получился, как говорили остряки, самый длинный пароход на Балтике «Рудольф Брайтшайд»  — нос в Котке, а корма в Клайпеде.

Впрочем, на каждом бассейне вам смогут рассказать подобную историю.

Любовь и дружба

Я знаю — будут дважды на день

Меня винить в грехах во всех,

И беззастенчиво украден

Дельцами будет наш успех.

Но я держусь, раз это нужно.

Не будет радости врагам,

Пока в цене любовь и дружба,

И я немыслимо богат.

В начале двухтысячных годов Балтийский отряд морской спасательной службы в очередной раз медленно вымирал.