Мы из губрозыска - [9]
— К сожалению, нет, — честно ответил Елисеев.
— Решим вопрос, товарищ Янсон, — заверил Колычев.
— Отлично. Тогда сегодня устраивайтесь с помощью товарища Колычева, а с завтрашнего утра запряжем вас как полноценного работника уголовного розыска. Меня кто-то спрашивал? — уточнил он у Колычева.
— Нет.
— Тогда до свидания, товарищи. Завтра, к восьми часам, жду всех на планерке.
— До свидания, товарищ Янсон.
Начальник вышел из кабинета.
Только после этого Петр сумел немного расслабиться.
— Как тебе наш начальник? — подмигнул Колычев.
— Силен, — признался Елисеев.
— То-то, братец! Повезло Железнорудскому угро с таким начальником.
«Дружбу завёл с продажными девками. У нас их „маньками“ кличут».
Он подошел к сейфу и, открыв массивную дверцу, стал укладывать в него папки с делами.
— Собирайся, пойдем, — сказал Колычев, запирая несгораемый шкаф.
— Что, вот так — сразу?
— А как ты хотел? Тебе же сказали, что до завтра надо решить вопрос с квартирой. Вот и поспособствую.
— У себя поселишь?
— И рад бы, да некуда. У меня семеро по лавкам дома, места приткнуться нет. Но я тебе неплохой вариянт подыскал. У Марии Степановны поселишься. Она хоть и шибко верующая (весь дом в образах, в церкву ходит и все посты соблюдает), но человек правильный: двух сыновей воспитала, оба краскомами служат. Геройская, я тебе скажу, тетка. И возьмет за постой недорого. Скушно ей в одиночестве. Сыновья далеко отсюда службу несут. Только в отпуск и навещают.
— А я ее не стесню?
— Не, за это не переживай. До тебя у Степановны другой наш сотрудник квартировал, Коркин. Только его с треском поперли из губро.
Тут Колычев нахмурился. Чувствовалось, что тема Коркина ему неприятна.
— Поперли, значит… И что же натворил этот ваш бывший сотрудник? — не смог сдержать интереса Петр.
Колычев вздохнул, однако ответил:
— Во-первых, не «ваш», а наш…
— Извини, наш, — поправился Елисеев.
— Во-вторых, связался со всякой шелупонью! — будто не замечая слов Елисеева, продолжил собеседник. — Дружбу завел с продажными девками. У нас их «маньками» кличут. И ладно бы дружбу… Чего ради дела не сделаешь? Поговаривали, что сам их, кому надо подкладывал, да деньги с бабенок стриг. Но вообще раскрываемость у него была — ого-го! Ценным сотрудником считался, грамоты имел. Знаешь, сколько эти «маньки» знают?! Раз в пять больше нашего! Почитай, все сплетни через них проходят. Так что вот тебе мой совет: обязательно заведи себе среди «манек» сексота.
— Кого? — не понял Елисеев.
— Секретного сотрудника. Ну, вроде как человечка своего в уголовном мире. Ты ему мелкое послабление, а он тебе сведения. Что сам не знает, у других по-тихому выяснит. Хороший сексот в нашем нелегком ремесле на вес золота. Некоторым еще и платить приходится.
— Из своего кармана, что ли? — нахмурился Петр.
— Бывает, что и из своего кармана, — признался Колычев. — Нам, конечно, кое-какие фонды отпускают, но тут как с получкой: иной раз по нескольку месяцев дожидаться приходится. Все, пошли. Степановна рано спать ложится. Не хочу будить женщину.
Они вышли из угро и повернули направо по скверно замощенной улице.
— Далеко идти? — поинтересовался Елисеев.
— За четверть часа неспешной походкой управимся. У нас город хоть и губернский, да не сказать, что большой. Не Москва и не Питер.
— А сколько народа живет?
— Да кто ж его считал толком? Тыщ семьдесят, пожалуй, наберется, да мильон в самой губернии. И на все про все нас — дюжина работников в губрозыске. Хоть порвись!
— Много работы?
— До хренища! Скоро на своей шкуре прочувствуешь.
— Поскорей бы, — честно сказал Елисеев.
Они подошли к деревянному домику самого что ни на есть деревенского вида. Забора вокруг не было.
— Мы на месте, — произнес Колычев. — Дорогу запомнил?
— Да чего тут запоминать?
— Оно и верно. Почти все прямо. Но я так, на всякий пожарный, уточнил.
Колычев постучал в незакрытое ставнями окошко.
— Степановна, открывай! Дело есть!
В доме кто-то зашевелился-заворочался. Открылась дверь, и на крыльцо вышла укутанная в серый шерстяной платок бабулька. Она прищурила подслеповатые глаза.
— Борька, ты что ли?
Только сейчас Елисеев узнал, что его сослуживца зовут Борисом.
— Я, Степановна. Гляди, какого постояльца к тебе привел, — похвастался Колычев.
— Что ж на пороге стоите? Заходите. Гость в дом, бог в дом.
Колычев подтолкнул Петра локтем, и они зашли внутрь вслед за старушкой.
— Башку береги, — посоветовал Борис. — Тут притолоки низкие.
Они вошли в избу, освещенную коптящей лампой.
— Представишь гостя? — спросила Степановна.
— А то! Прошу любить и жаловать, — заговорил Борис. — Это наш новый сотрудник, зовут его Петром, а фамилия Елисеев. Хочет у тебя остановиться.
— Я не против, пущай остается. А на сколько? — снова прищурилась подслеповатым глазом женщина.
— Да пока на улицу не попрешь, — усмехнулся Колычев.
— Скажешь мне! — погрозила пальцем Степановна.
Она подозрительно уставилась на Елисеева.
— Пьешь?
— Нет, Марь Степановна. Тверезый я, — сказал Петр.
— Это хорошо, — обрадовалась женщина. — Я винища на дух не переношу и в доме видеть его не желаю. А если с девками загуляешь, так сюда без моего разрешения не води. Я блудни-чать не дозволяю.
