Мы истребляем людей (сборник, том 2) - [60]

Психиатрия — такая же точная и одновременно неточная наука, как и математика. Как только вы понимаете, что можно создать по потребности совершенно новую систему математики, вы тут же понимаете, что математика является точной, лишь когда выполняются все ее правила. Но если вы попробуете использовать правила одной системы, чтобы решить задачи в другой, то могут возникнуть трудности. Психиатры, работающие с Лоусоном, вроде бы все делали правильно, но Фергюсон вдруг подумал, что они бы и сами не знали, если бы где-то напортачили.

И все же ему не с чем было продолжать работать, кроме как с предчувствиями.

Предчувствия, тем не менее, достаточно точны, если вы уходите от вымышленных идей. Так называемые вещие сны могут быть точными. Сны, в которых мы видим исполнение своих желаний, тоже могут быть вещими, но тут уж пятьдесят на пятьдесят. Предчувствия Фергюсона шли из подсознания, где всю его жизнь копились надежды и страхи. В двадцатом веке, с его громадной кучей опасностей, он был бы очень несчастным и жалким типом. БСЛД символизировало для него безопасность, в которой Фергюсон жизненно нуждался. Если кто-то угрожал БСЛД, то тем самым угрожал лично ему. И как у большинства других людей, у него был подспудный психоз, порожденный страхами перед всеобщей термоядерной цепной реакцией.

БСЛД означало, в известном смысле, статус-кво. Люди на руководящих постах допускали напряжение и деформацию, как и окружающая среда допускает деформацию, например, в металлах, но только в строго отмеренных количествах. Если бы можно было держать род человеческий в вакууме под стеклом, то статус-кво стал бы абсолютным. Но это было практически невыполнимо...

— Он раздражает меня, — дрогнувшим голосом сказал Фергюсон. — Предчувствия — не доказательства, но...

— В чем же дело? Вы думаете, что этот супермен просто лжет? — иронически спросил Арчер.

Фергюсон уставился на свои ногти.

— Вы это не серьезно.

— Ну... это маловероятно.

— Я провел массу времени, изучая этого субъекта, — сказал Фергюсон. — И иногда я спрашивал себя... Почему, черт побери, вы выбрали для проверки Лоусона, если так уверены, что он безвреден?

— Я никогда не рискую, — ответил Арчер. — Хороший Фиксатор похож на анероидный барометр. Он очень чувствительный. Когда возникают какие-то эквиваленты изменения атмосферного давления, я замечаю их, и мне хочется узнать, какова причина их возникновения. Я множество раз гонялся за недостижимым, но... я не рискую.

— Но это не совпадение, что мы работаем над одной проблемой, — сказал Фергюсон. — Вы заметили результаты, а мне кажется, что я заметил причину. Мы оба, каждый своим путем, нацелились на Лоусона, он оказался у нас в перекрестье прицела, словно шторм, назревающий в Антарктике. Словно вы заметили падение барометра в Висконсине, а я увидел тепловые изменения на Южном полюсе. Ну, ладно, Лоусон заставляет меня испытывать странные чувства. Но именно Лоусон попросил вашего покровителя гарантировать уплату по векселю. Хираму Риву, наверное, предлагают на подпись много самых эксцентричных векселей.

— Но никогда альтруистичных, — вставил Арчер.

— Никогда — каких?

— Я имею в виду, что если копнуть поглубже, то там всегда можно найти чью-то выгоду. Это всегда оправдывается, по крайней мере, психологической компенсацией. Если копнете поглубже, то вы всегда обнаружите, что так называемые незаинтересованные реформаторы не так уж не заинтересованы, как представляются — если докопаться до их личных побуждений. Люди, которые хотят сохранить мир, обычно сидят на плюшевых тронах, выбранных себе в храбром новом мире. Но поступки Лоусона явно альтруистичны. И я хочу докопаться, какой у него может быть эгоистичный повод для проведения в жизнь идеи пенсии по незрелости. Только тогда я смогу расслабиться.

— Значит, для вас это просто работа?

— Мне нравится моя работа. Вот почему я работаю на Рива — он самый компетентный политикан в округе. Если появился бы лучший, то я бы сменил свой объект лояльности. Но сейчас я ищу в Лоусоне нормальность, а вы ищите отклонение от нормы.

— Он нормален, — сказал Фергюсон. — Взгляните на эту диаграмму реакций.

Они глянули на экран, где Лоусона кодировали против избиения полицейского.

— И это сработает? — спросил Арчер.

— Трудно сказать. Мы в большой степени зависим от успешного внедрения страха перед последствиями. Но мы как раз и страхуем от последствий. В лабораторных условиях Лоусон может прекрасно воздерживаться от избиения полицейских, так как подсознательно знает, что не получит страховой полис, если так сделает. Но как только он получит его — в дело вступают гарантии, даруемые этим полисом. Всегда существует поле для ошибки.

По экрану проплыла дрожащая зеленая линия, означающая, что Лоусон воздержался от удара по манекену полицейского.

Три дня спустя Лоусон бросил в водохранилище фенилтиомочевину, причем сделал это в поле зрения одного из охранных телеобъективов, установленных по периметру водохранилища, и сначала подержал бутылку с этикеткой, чтобы ни у кого не было никаких сомнений. После чего весело засмеялся и ушел.

— Мне нужна защита от тяги к убийству, — сказал Фергюсон психиатру БСЛД. — Вероятно, тут какая-то параноидальная основа. Этот клиент будит во мне мерзавца.