МЫ… их! - [6]

Где-то за Львовом на потрясшей воображение Генриха Бёля станции Стрый я вышел из вагона подышать и стал наблюдать, как дородная хохлушка лет сорока уламывала Васю подвезти ее до Чопа. Вася слушал и молчал.

Когда поезд тронулся, хохлушка засуетилась и вытащила из кошелька деньги. Вася посмотрел на меня, вздохнул, ступил на подножку и зычно, как носильщик на вокзале, заорал:

— От-сос! В пи-зду!

— Будет тебе отсос! Будет! И в пизду дам! — обрадовалась хохлушка и попробовала догнать вагон.

— Сейчас, ебать тебя разбежался! Пизда старая! — разозлился Вася и захлопнул перед носом окрыленной надеждой женщины дверь.

Поезд уехал, хохлушка осталась наедине со своим буквальным пониманием того, что было изящной метафорой, и мечтой об эротической оргии в почтовом вагоне.

Не будем жалеть ее — наши христианские философы давно твердят, что эротическая любовь живет, только пока она не удовлетворена. Вот и осталась хохлушка неудовлетворенная, но зато с очень живой эротической любовью в душе.

А я сделал чисто филологический вывод о том, что русский мат украинцам доступен лишь отчасти. Проводник Вася просто сказал «нет» в несколько орнаментальной форме, а хохлушка из города Стрый губы раскатала.

Проводник Вася привык говорить ярко. Ярче, чем жить. Хохлушка, напротив, была готова ярко жить. Но не довелось. Помешал то ли я, то ли Васин триппер.

Мы объебем их, потому что наши Вася и хохлушка за несколько секунд договорятся между собой по главным вопросам бытия, а их Джон и Салли будут ходить друг вокруг друга месяцами, высчитывая с калькулятором в руках плюсы и минусы таких доступных вещей, как отсос и другие нехитрые житейские радости.

Австрийцы знают нашу «мать»

Осенью 1997 года я подъезжал на машине к супермаркету «Хума» на окраине Вены. Было предрождественское время, когда зажиточные жители города Штрауса, Гитлера и Фрейда одержимы состоянием, которое в словацком языке называется «накупна горучка», то есть покупательская горячка.

Стоянка перед супермаркетом была забита машинами. Покружив пару минут, я нашел место, оставленное только что уехавшей машиной, и занял его. После чего заметил, что на это место целился с другой стороны австриец.

Когда я вылез из машины, австриец довольно преклонного возраста подскочил ко мне и стал грязно ругаться, шевеля сувернирными австро-венгерскими усами.

Я почти не знаю немецкого, но в том. что ругань была грязной, не могло быть сомнений. К тому же в каждой второй фразе было «словакиш»: австро-венгерский ветеран на основе словацкого номера моего «пассата» сделал вывод, что я словак, и изливал свою изболевшуюся душу на тему, как эти дикие словаки смеют занимать места гордых австрийцев на стоянках перед их супермаркетами.

Поначалу я отнесся к нему благодушно. Ну, кричит, так ведь старый и усы вырастил красивые. Я повернулся к нему спиной и пошел к магазину, однако крик не становился тише. Он шел за мной и кричал, бросив свой «оппель» с включенным мотором. Я остановился.

— Чем ты недоволен, пень старый? Я вам из Братиславы деньги сюда привез, — мягко сказал я ему по-русски. Но он не внял и кричал все громче.

И тогда меня осенило. Я пошел на него грудью и тоже заорал, силой и грубостью крика разрушая свой имидж преподавателя университета в очках.

— Еб твою мать, ты чего орешь! Еб твою мать, козел старый!

Австриец заткнулся на полуслове, потом сгорбился, стал ниже ростом и попятился задом, явно ожидая зуботычины. Наконец, повернулся и с завидным для своих лет проворством бросился к «оппелю».

Он не забыл, что такое «еб твою мать», он, очевидно, знал это всю жизнь, хотя наши войска покинули Австрию в далекие пятидесятые годы.

Свой опыт я рекомендовал словацким друзьям. «Еб твою мать» как универсальное средство от раздраженных австрийцев. Но не думаю, что кто-то из словаков сумел этим средством воспользоваться. «Еб твою мать» это чисто наше национальное достояние, которое в чужих устах теряет свою силу.

Мы объебем их, потому что наши упитанные европейские братья до сих пор дрожат при звуке нашего боевого крика «еб твою мать». А мы их тоскливых немецких ругательств не знаем и знать не хотим. Свое хилое «шайсе» они могут засунуть тетушке Эльзе в какое-нибудь укромное теплое место.

Объявить мат государственным языком

Мы никогда не умели рачительно распорядиться с посланными нам Богом богатствами. Легкомысленное отношение к русскому мату яркий тому пример.

— Рядовой Иванов! —Я!

— Головка от хуя!

Нет русского или даже русскоязычного мужчины, который не владеет этой азбучной истиной. Нет уже, может быть, мальчишки старше трех лет. Мы говорим и думаем на матерном наречии, но почему-то стесняемся этого. А стесняться не надо — надо проникнуться силой этого языка и использовать эту силу в свою пользу.

Сравним два одинаковых по смыслу высказывания на двух языках — на чужом «серо-пиздо-казенчатом» и родном матерном.

— Господин депутат Сидоров от фракции «Коленвал»! Мне кажется, вы не совсем точно высказались.

— Сидоров, коленвал тебе в сраку, заебал своей простотой!

Второе было то, что думал и проговаривал про себя наш высокообразованный спикер. Первое — то, что он тускло, скучно и невыразительно сказал вслух. Что красивее, ярче, точнее, наконец? Так почему же мы веками топчем ногами наше сокровенное умение говорить и мыслить сильнее и ярче, чем другие?