Мы — дети сорок первого года - [37]

В дорогу отправились еще затемно, но только к обеду прибыли в намеченную русскую деревню. Распределились на постой; Альтафи-умелец прошелся по избам, произвел глубокую разведку. Охотников до его услуг почему-то не оказалось, хотя он их предлагал очень даже настойчиво. Увы, ни сломанных часов, ни порушенных печек в деревне, видно, не было…

Назавтра на картофельном поле закипела отчаянная работа.

Альтафи отхватил себе телегу, запряженную унылой лошадкой, Зарифуллину, как всегда, достались быки. Аркяша и Гизатуллин получили каждый по лопате — их определили на копку. Там лучше всего: сам себе голова и ни за кого отвечать не надо. Воткнешь в землю до упора острую лопату, крякнешь и отвалишь целый пласт, в котором щедро белеет уродившаяся картошка. Грудь распирает от молодецкой силы. Красота! Насыплешь полный мешок, ухватишь его за толстую поясницу, и — раз! — мешок уже у тебя в охапке. Не успеют моргнуть глазом, мешок уже и в телеге, лежит тучный и смирный, ждет своего часа. А в руках и ногах свивается тугая юная сила, просится наружу — э-эх! Неподалеку горит костер, оттуда тянет дымком, пахнущим слегка подгорелой картошкой; вкусный запах, растекаясь, плывет в бескрайние поля — над священной, милосердной нашей матерью-землей. Ты — человек, истинное и любимое дитя природы! Куда вдруг подевались все эти домашние задания, подлежащие-сказуемые, где они, толстые тетради с конспектами и цитатами? Ты — велик и силен, ты — себе сам полный хозяин, ты — на вольной волюшке!

Так началась другая, независимая пора; началось благоденствие. Ребятам повезло и с квартирной хозяйкой: придешь с поля, а в избе превкусные запахи, в печи сваренная с молоком, подрумянившаяся, замечательная картошка! На день — четыреста граммов хлеба! На каждого человека — пол-литра деревенского густого молока! Вечно, вечно бы жить здесь; вечно бы жить в такой деревне!

А историк Галиев решил силами студентов устроить в клубе грандиозный концерт. Поскольку деревня была русская, то петь одни татарские песни не представлялось возможным; значит, надо было составлять программу. А кто ее может составить? Конечно, Альтафи — художественный руководитель кружка самодеятельности в педучилище, его староста, режиссер, инсценировщик, администратор и художник. Еще Альтафи изготовляет билеты, передает вырученные деньги профсоюзной организации, вступает в переговоры с клубами близлежащих деревень — на предмет проведения концертов, а также отчитывается в проделанной работе перед комсбюро и директором. Кроме того, у него и на сцене обязанностей хватает: он — исполнитель заглавных ролей во всех спектаклях, дирижер сводного хора, фокусник и тому подобное. Благодаря Альтафи кружок самодеятельности педучилища имел обширнейший репертуар: спектакли, концерты, гимнастические упражнения, вообще немало интересных номеров… Короче, за три дня до концерта — когда уже была написана афиша на русском языке и стараниями комсорга Баязитовой на ней исправлены семь орфографических ошибок, — прохладной осенней ночью, Альтафи собрал свой неизменный треугольник.

— Комиссарову ты написал? — деловито спросил Гизатуллин. — Надо с нее начинать, понял?

— Темнота, — Альтафи даже не посмотрел на него. — Деревня. Был ты деревней, посейчас деревня, да так деревнею и загнешься когда-нибудь.

— А сам-то! Сам-то! — пробовал оспорить этот приговор Гизатуллин, однако Альтафи пресек его точным знанием законов искусства и сцены.

— Самую лучшую-то певицу первой выпускать? Певицу, которая здесь и родилась и всяк ее знает и любит?.. Говорю же: деревенщина. Как после Комиссаровой я тебя людям покажу? Что, не знал? Пишут, например: поет Усман Альмиев, а на деле выходит?.. Битых полтора часа всякая мелюзга на сцене хороводится, а Усман-то наш, дорогой Альмиев, только под самый конец появляется, понял теперь?

Гизатуллин теперь понял. Зарифуллин же понимать даже не стремился: он готовился писать — под диктовку — программу предстоящего концерта. Альтафи, кстати, об этих сценических уловках тоже знал чисто понаслышке: уловив когда-то краем уха застольную беседу городских родственников, прибывших к ним в Мурали погостить, он, будучи пареньком смышленым, тотчас закрепил ее в памяти: на всякий случай. Надо же, и ведь пригодилось!..

— Программа должна состоять из выступлений на разных языках нашей многонациональной Родины, — сказал дальше Альтафи, делая на лице выражение крупного идеологического работника.

— Давай-давай, — приступил к делу Зарифуллин, — значит, что там?..

Программа — в конечном ее виде — состояла из следующих пунктов (все замечания в скобках приписаны рукою Альтафи):

I ОТДЕЛЕНИЕ

Спектакль в одном действии, где показывается, как наши бойцы громят распоясавшихся фрицев в одной украинской деревне (мы этот спектакль репетировали еще к Первому мая — не забыли?).

II ОТДЕЛЕНИЕ

1. Разные русские песни, исполнять по возможности в национальном костюме.

2. Татарская песня на русском языке (чтоб и русским в зале была понятна).

3. Частушки.

4. Песня овощей (предложено Зарифуллиным: в прежние времена татарские женщины овощей не выращивали, — значит, надо пояснить это достижение).