Мы были солдатами... и были молоды - [150]

Но даже после формирования этих армейских групп и изменения процедуры, прошло несколько месяцев, прежде чем "Йеллоу Кэб"[46] смог разъезжать по улицам Коламбаса, не сея за собой страх и боль. Моя жена вспоминает: "В декабре у моего дома остановился таксист с двумя молодыми лейтенантами. Я спряталась за занавеску, думая: "Не открою дверь, — не придётся выслушивать злые вести". А потом решила: "Давай, Джули, взгляни этому прямо в лицо". Я открыла дверь, а он спрашивает меня, как проехать по такому-то адресу, и я чуть в обморок не свалилась. Я сказала: "Не поступайте больше так со мной!" Бедняга ответил, что всё понимает, что таксисты ненавидят эту ужасную обязанность".

Далеко на севере, в Реддинге, штат Коннектикут, деревенский почтальон, пожилой человек, нерешительно постучал в дверь Джона и Камиллы Гоухиганов. Хотя телеграмма была адресована госпоже Барбаре Гоухиган, жене лейтенанта Джона Ланса (Джека) Гоухигана, почтальон знал, о чём в ней говорится, и знал, что Джек Гоухиган был единственным ребёнком в этой семье.

Пока Гоухиганы читали известие, почтальон, не выдержав, дрожал и рыдал и всё спрашивал, чем помочь. Прежде чем справиться с собственным горем, Гоухиганам сначала пришлось разбираться с его горем: они обняли и утешили почтальона и помогли ему взять себя в руки для долгой дороги обратно в город сквозь наступающую тьму.

Барбары Гоухиган в тот день не было дома, она уехала в Нью-Рошелл, штат Нью-Йорк, к престарелой тётке мужа. В этот день двумя годами ранее умер муж тёти, и семья подумала, что кто-то должен быть рядом, чтобы утешить её в столь трагичную годовщину. Когда Гоухиганы позвонили Барбаре и сообщили новости, она писала девяносто третье письмо Джеку, письмо, наполненное, как обычно, новостями об их дочурке Камилле. На следующее утро в почтовом ящике у дома она нашла последнее письмо Джека к ней. Он писал: "У меня была возможность уехать в отпуск, но мои солдаты идут в бой. Я не могу и не оставлю их сейчас".

Когда капитан Том Мецкер уехал во Вьетнам в августе 1965-го года, его жена Кэтрин и четырна-дцатимесячная дочь Карен переехали в Индиану, поближе к её семье. Отец Тома состоял на заграничной службе США в Монровии, Либерия. Кэтрин вспоминает: "Наконец, я устроилась преподавателем, чтобы занять своё время и подкопить денег. Первым днём должен был стать понедельник, 15-ое ноября. В воскресенье вечером, 14-го ноября, я простудилась и меня залихорадило. Как я могла начинать новую работу? Зазвонил телефон. Это был мой дядя: "Тебе телеграмма". "Наверное, от родителей Тома, из Либерии, — подумала я. — Открой и прочти мне", — сказала я. МИНИСТР СУХОПУТНЫХ ВОЙСК С ПРИСКОРБИЕМ СООБЩАЕТ… Том был мёртв".

Боль и горе той осени, давным-давно прошедшей, до сих пор отдаются эхом, многие годы свежи, как вчера, для жён, детей, родителей, братьев и сестёр тех, кто погиб в долине Йа-Дранга. Кое-кто из них согласился записать свой рассказ о том, как одна смерть в бою повлияла на их жизнь, надеясь, что их слова смогут хоть как-то утешить другие семьи, потерявшие близких на войне.

Бетти Дживенс Мэпсон теперь сорок два года, у неё самой есть взрослые дети, но уже много лет её преследует травма, полученная от смерти отца 15-го ноября 1965-го года в долине Йа-Дранга. Она говорит: "Получив первый удар от телеграммы о смерти папы, мы, дети, должны были вернуться в школу, потому что до прибытия тела оставалось свыше двух недель. Казалось, все смотрят на нас и шепчутся, толком не зная, что сказать, кроме того, что, дескать, как плохо, что наш папа там умер.

В общем, нас предоставили самим себе, — продолжает миссис Мэпсон. — Не было ни групп поддержки, ни чего-то подобного, чтобы помочь нам справиться. Наша семья в своём горе осталась одна. Братья вообще не говорили о своих чувствах. Мама разрывалась от отчаяния. В школьные годы они с папой были влюблены друг в друга, но впоследствии каждый женился на другом. Когда примерно в одно и то же время оба развелись, то снова встретились и поженились. Мы с папой любили вместе ездить на автобусах фирмы "Грейхаунд", в основном домой в Саванну. Куда б они с мамой ни уходили, он не был готов до тех пор, пока не сядет в кресло и не заставит меня причесать и пригладить ему волосы. Он стригся очень коротко, но делал вид, будто я действительно исполняю нечто особенное.

Помню, как он в первый раз сказал нам, что должен ехать во Вьетнам. Мы отвезли его в Форт-Беннинг. Помню полные солдат армейские грузовики, помню, как папа сказал, что может не вернуться. Я была мала и не понимала всей серьёзности слов. Он был хорошим, строгим отцом, и мы с братьями думали, что его долгое отсутствие означает, что мы сможем гулять дольше и резвей веселиться. Из-за этих эгоистичных чувств, когда он уезжал, я потом винила себя за то, что папу убили. Мой папа был хорошим человеком, сыном проповедника. Его имя Джеремайя".

Она добавляет: "Через две недели после первой телеграммы мы получили ещё одну, в которой сообщалось, когда встречать тело на вокзале. Когда мы добрались до станции, катафалк уже прибыл на место, и вскоре к нам уже тянули деревянную тележку с длинным серым ящиком. Папочка! Вот как он к нам вернулся. И боль охватила нас снова, только ещё сильней, ибо теперь он был дома. Было слышно за три штата, как я кричу. Помню, как в погребальной конторе я долго смотрела на него, чтобы убедиться, что это действительно он. Потом увидела родинку на его щеке и всё поняла.