Музыкофилия - [158]

Но эта перемена оказалась непродолжительной; музыкальность, писал Джейком, «начала исчезать параллельно с разительным и быстрым восстановлением вербальных функций больного». Эти данные, считал Джейком, «поддерживают гипотезу о ведущей роли подчиненного полушария в музыке. Это полушарие в норме спит и «высвобождается» только при поражениях доминирующего полушария».

Один мой корреспондент, Ральф Зильбер, описал свои переживания после геморрагического инсульта в доминирующем (левом) полушарии, в результате которого у него парализовало правую сторону и он потерял способность произносить и понимать слова. Позже, по мере восстановления пораженных функций, он писал:

«Жена принесла в больницу мою последнюю игрушку, маленький CD-плеер, и я стал слушать музыку так, словно от этого зависела моя жизнь (надо сказать, что мои музыкальные вкусы довольно эклектичны). Тем временем у меня сохранялся паралич правой стороны, и я был едва способен составить внятное предложение. Но в это время – в течение нескольких недель – сильно возросли мои музыкальные способности. Я мог теперь «обрабатывать» и анализировать музыку, стал ее понимать. Это касается не только технических характеристик проигрывающей аппаратуры, нет, это было нечто большее – я научился выделять звучание различных групп инструментов, соло, я стал понимать, какие инструменты играют в оркестре одновременно. Это касалось и классической, и народной, и популярной эстрадной музыки. Две-четыре недели я слушал музыку так, как, мне кажется, слушают ее музыканты, которым я всегда страшно завидовал».

Эти замечательные музыкальные способности, продолжал Зильбер, исчезли, как только восстановилась речь. Он немного расстроился, но понимал, что лучше внятно говорить, чем обладать сверхспособностями, он смирился с мозговым равновесием и был более чем счастлив от того, что выбрался из этой передряги с ненарушенными вербальными способностями.

Можно привести множество подобных историй, как из медицинской литературы, так и из средств массовой информации, о людях, у которых художественные таланты расцвели после инсультов в левом полушарии или искусство которых претерпело разительные изменения после таких инсультов – оно, как правило, становилось менее формальным, но более эмоциональным. В таких ситуациях появление талантов или их изменения часто происходят внезапно.

Музыкальные и художественные способности, высвобождающиеся при лобно-височной деменции или при других формах поражения головного мозга, не появляются ниоткуда; надо допустить, что этот потенциал или предрасположенность уже присутствуют в мозгу изначально, просто они подавлены и заторможены – и неразвиты. Освобожденные повреждениями подавляющих механизмов музыкальные или художественные способности можно развить, воспитать и использовать для того, чтобы творить настоящие, достойные внимания произведения искусства. По крайней мере, это возможно до тех пор, пока остаются сохранными лобные доли, отвечающие за планирование и исполнение сложных действий. В случае лобно-височной деменции эта сохранность может на короткое время осветить жизнь больного блестящей интерлюдией на фоне неумолимо прогрессирующей болезни. К сожалению, дегенеративные процессы при лобно-височной деменции невозможно остановить, и, рано или поздно, пропадает все. Но на краткий миг в жизни обреченного больного появляются музыка или живопись, несущие с собой наполненность бытия, удовольствие и радость уникального свершения.

Можно вспомнить о феномене бабушки Мозес – о неожиданном и иногда внезапном появлении в пожилом и преклонном возрасте неведомых доселе художественных или ментальных способностей при отсутствии какой-либо отчетливой патологии. Вероятно, в таких случаях более уместно говорить о «здоровье», а не о «патологии», так как здесь речь идет о растормаживании в пожилом возрасте подавленных всю жизнь способностей. Является ли это высвобождение в первую очередь психологическим, социальным или неврологическим, не важно; важно, что оно может выпустить на волю творческий вихрь, поразительный как для самого его носителя, так и для окружающих.

28 Сверхмузыкальное племя: синдром Вильямса

В 1995 году я провел несколько дней в специализированном летнем лагере в Леноксе, штат Массачусетс, с уникальной группой людей, каждый из которых страдал врожденным заболеванием, называемым синдромом Вильямса. Синдром представляет собой странную смесь интеллектуальной избыточности и интеллектуального дефицита (достаточно сказать, что IQ большинства тамошних пациентов не превышает 60). Все они казались чрезвычайно общительными и любознательными. Несмотря на то что я не был знаком ни с одним обитателем лагеря, они сразу встретили меня дружески, как давнего знакомого – словно я был не заезжий незнакомец, а старый друг или любимый родственник. Они были экспансивны и разговорчивы, спрашивали, как я доехал, есть ли у меня семья, какие цвета и какую музыку я люблю. Я не видел там ни одного сдержанного человека; даже младшие дети, находившиеся в том возрасте, когда ребенок стесняется или побаивается незнакомцев, брали меня за руку, заглядывали в глаза и не по годам по-взрослому говорили со мной.