Музыкант и модель - [39]

Люсия, заинтересовавшись рассказом, подтянула коленки к подбородку. Край туники едва прикрывал ее бедра. Дэвид подвинулся на коленях в ее сторону и вдруг, резко нагнувшись, поцеловал ее, сначала едва прикоснувшись к губам, а потом, на ходу поймав убегающий рот – нежно, ласково, страстно. Девушку окатило теплой волной, где-то внутри нее будто плавно разогнулась пружина… Она погрузилась в сладкую истому.

Сопротивляться не было сил. Люсия поняла, что переиграть ситуацию невозможно. Да и зачем? Ведь если быть честной до конца, то с самого момента их встречи у лифта ей хотелось именно того, что происходило сейчас. Присутствие Тони мешало признаться в этом самой себе. Лучше не давать пока что оценок ни собственным поступкам, ни событиям. Какая-то заведомо обреченная на поражение защитная реакция заставляла ее пытаться оттолкнуть, отстраниться, но Дэвид с силой прижал девушку к себе, и ее руки, повинуясь магической привлекательности этого человека, волшебству ночи, любви, выросшей так быстро и неожиданно, скользнули по его груди и, вместо того чтобы упереться, борясь за спасительное расстояние, обвили его шею.

Он то яростно охватывал ее припухший, расслабленный рот, то отдалялся и гладил ее по волосам, едва касаясь кончиками пальцев. Его чувственные руки изучали новый, дорогой и желанный подарок судьбы, словно желая удостовериться, что он так же красив, как кажется: такие же мягкие, маленькие мочки ушей, такой же смешной, кукольный нос, такая же длинная шея. Узел совсем развязался, и его взору, его ласкам открылась выдающая силу ее желания грудь. А потом его пальцы скользнули вниз, еще ниже, и тогда Люсия забыла обо всем на свете… Последняя тень сомнения, корчась, сгорела в пламени костра. Она откинулась на брезент, не замечая больше никаких неудобств: божественная, страстная музыка властвовала над нею, и непрошеный гость – зов природы – тайно вплетаясь в симфонию чувств, повлек ее руки к металлической пряжке его ремня.

Дэвид прижимал к себе податливую добычу, прохладную, тонкую, и можно было чувствовать, как кровь водопадами бурлит в его жилах. Она дарила себя, как цветок, все более удивляясь, что можно срывать цветы с такой силой. Никогда раньше Люсия не испытывала столь острых ощущений. Радость истомленного ожиданием тела, торжество наслаждения, ценность каждой секунды происходящего сплелись, пульсировали и превратились наконец в невероятно остро осознаваемые здесь и сейчас. «Любимая», – услышала она тихий шепот Дэвида и не смогла поверить в то, что это наяву. И тогда признание повторилось…

Когда все кончилось, Люсия опять застыдилась своей наготы и стала лихорадочно водить руками по брезенту в поисках коврика. Огонь почти погас, и Дэвид спешно раздувал угли. Лучше не думать, тот ли это пианист, которому рукоплещут толпы, тот ли это светский лев, в честь которого поднимают бокалы на яхтах… Иначе можно лишиться рассудка. Она удивлялась, что отсутствие одежды не делает его, как всех остальных людей, слабее, беззащитнее. Ей нравились приметы возраста на его руках, лице, шее. Когда пламя снова заиграло в очаге, он вернулся.

– Что с тобой? Почему ты прячешь свою красоту?

– Но все произошло так неожиданно. Теперь мне нужно привыкнуть к мысли, что это случилось.

– Не могло не случиться. Привыкнешь потом, сейчас можно найти занятие поинтересней.

– А что случилось с большеглазой девушкой?

– Какой девушкой?

– Из легенды.

– Она умерла. Утопилась. Ей нужно было переварить впечатления, а суетный мир не давал такой возможности.

Люсия погрустнела, отодвинулась, стала натягивать платье. Тонкая ткань была горячей. Дождь прекратился, даже затерявшиеся в ветках капли, все до последней, уже упали на пол и просочились в его трещины. Дэвид взял свою одежду и выбрался из низкого сарая наружу. В открытую дверь повеяло холодом.

– Я поищу дорогу! – Он взял фонарик и скрылся в затянутом туманом проеме.

Что будет дальше? Вопрос, выброшенный ею за границы сознания, спешно занимал свое прежнее место. Менее всего ей хотелось сейчас оставаться в одиночестве.

Воздух снаружи, как отрезвляющее лекарство, противоборствовал с теплом нагревшегося у огня платья и конечно побеждал. В сарай ворвался легкий ветерок – языки пламени нагнулись, попытались убежать от него, но не всем из них это удалось. Люсия внезапно вспомнила о существовании Лиз. До этого она лишь мельком думала о том, где может быть в это время Тони, сейчас же с ужасом осознала, что Дэвид тоже несвободен, и даже более, чем она. Его тоже, наверное, ждут. Ей стало не по себе, и она задумалась над тем, как должна чувствовать себя жена в его отсутствие. Представить состояние Лиз ей мешала радость победы, обретенного, пусть ненадолго, счастья. Господи! Было так хорошо, как никогда раньше, неужели это конец, занавес?! Неужели это чудо никогда больше не повторится? Нет, это противоестественно, это слишком жестоко! Не стоит ни в чем сомневаться, ведь для нее с этого часа началась совсем другая жизнь, такая явная, такая осязаемая, а все, что было раньше, – лишь сон. Не важно как, но Дэвид останется в ее жизни… Иначе просто не может! Не для того просыпаются солнечным утром, чтобы снова закрыть глаза.