Музыкант и модель - [29]

Улучив подходящий момент, Дэвид увел Люсию подальше от остальных пассажиров. Ее замкнутость, скромный наряд и туго собранные волосы будоражили его воображение. Девушка, несомненно, заинтересована им. Белокурый ребенок – воспоминание молодости – стоял у него перед глазами, прижимался к ногам Филиппа, показывал язык и смеялся: прошли, мол, времена, когда мы были совсем другими, не знали и не видели даже половины того, что составляет наш внутренний мир сейчас, и были счастливы совсем по-другому. Дэвид попытался представить себя лет на пятнадцать моложе, но у него не получилось. Подумать только, ведь уже тогда он был сложившимся, взрослым человеком. Но эта девочка стремительно росла и формировалась все эти годы, а он пускал какие-то ненужные молодые побеги из своего старого ствола и сейчас представляет собой нелепое образование, вроде тех живых заграждений, у которых срезана верхушка и на ее месте – букет светло-зеленых веточек.

– Я бы дорого дал за возможность на полчаса вернуться в прошлое, посмотреть снова на вас маленькую.

– Разве я не нравлюсь вам большой?

– Конечно нравитесь. Это я себе не нравлюсь таким, какой я сейчас. Вернее, не совсем нравлюсь.

– А раньше вы были довольны собой?

– Наверное, да. По крайней мере, я об этом не задумывался. Я познавал жизнь, мне хотелось увидеть все, что происходит в этом мире, или хотя бы узнать обо всем. Вести о предстоящих гастролях были для меня сами по себе пьянящей музыкой. Я благодарил Бога за то, что он дал мне музыкальный дар. Талант был для меня только средством, поводом вести тот образ жизни, который мне нравился. Мне не были нужны ни дорогие дома и виллы с видом на море, ни солидные гонорары. Это пришло ко мне само собой. А свобода… Оказалось, что это только мираж, за которым сколько ни гонись, удается поймать ненадолго только край ее подола. Мне ее всегда мало.

– А если выбросить вас сейчас в море и оставить – это будет свободой?

– Мои физиологические представления о необходимости заставят меня выплыть на берег и пойти в сторону огней, а не в противоположную.

Люсия посмотрела на светящийся одной жирной точкой Эйлат:

– Я тоже думаю, что свобода нам просто не нужна. Это человек из тщеславия выдумал, что ему не хватает свободы. Он же не плывет наобум в никуда, а строит комфортабельные яхты.

– Вы умная девочка. Из соображений о ненужности свободы вы собрались замуж?

– Из соображений о необходимости тепла и норы, в которую можно забиться после того, как выплывешь на берег, – с некоторой злобой ответила она.

– Я всегда предполагал, что женщины мудрее мужчин: выбирают самый короткий путь к счастью и не стыдятся этого.

– Я немного стыжусь.

– Ваш избранник выроет вам удобную норку, не сомневайтесь. Ради этого можно забыть про стыд.

– По вашему мнению, он оправдан?

– Стыд?

– Да.

– Это гордыня, которая, хоть и грех, но украшает человека. Мы ведь любим животных, которые кусаются до последнего, хотя и знают, что хозяин сильнее и им не прожить без него. Даже более любим, чем преданных нам. Впрочем, это дело вкуса.

– Простите, но если бы я была зверем, то непременно вцепилась бы в вас.

Он выбросил недокуренную сигару, облокотился одной рукой о борт, заглядывая ей в глаза.

– Жаль, что я не ваш хозяин. – Он легко улыбнулся. – Кажется, я нашел вашу ахиллесову пяту. Чертовски приятно пощекотать ее, но не стану этого делать, чтобы не испугать вас.

– Я ненавижу щекотку.

– Вы, Люсия, в самом деле как котенок. Извините меня, пожалуйста. Все это я делаю из-за того, что вам идет… гнев. Ваши глаза становятся еще ярче. Думаю, что разбудил в вас наконец-то вашу испанскую половину крови. Вы сногсшибательны. Если бы я раньше заметил, что надоедливые, сопливые девочки вырастают потом в таких огнедышащих красавиц, обзавелся бы дюжиной дочерей. А то я, недалекий, думал, что для услаждения взора существуют только взрослые женщины.

– Я уже не ребенок, господин Маковски.

Он вспыхнул зелеными огоньками глаз:

– Называйте меня просто Дэвидом, мне будет приятно. Кстати сказать, вы видели внутренности яхты?

– Нет. Этой яхты – нет, но вообще-то – да.

– Это уникальная яхта. Готов стать вашим экскурсоводом. Спустимся? – Он так трепетно прикоснулся к ее руке, что отказать ему было невозможно.

Как шкодливая девчонка, она посмотрела по сторонам и, убедившись, что Тони весело в компании Мари и Сьюзи, юркнула вниз вслед за парящим, как на крыльях, пианистом. Лиз не попадалась ей на глаза в течение всего предыдущего разговора, но ее большие глаза мерещились Люсии то за капитанской рубкой, то за хлюпающим полотном паруса. Трудно поверить, что жене Дэвида все равно.

– Вот лестница, она знаменательна тем, что Том уже несколько раз, перебрав рому, скатывался с нее колобком. То, что сегодня эта история еще не была рассказана, – следствие вашего появления, как я понимаю. Ваша умопомрачительная красота привела мужчин к беспамятству.

– Мне нужно принять ваши слова за ухаживание, Дэвид? – Люсия произнесла это, подчеркивая его имя.

– Как вам угодно. Лучше, впрочем, не думать на эту тему, а посмотреть на настенную живопись.

В простенькой рамочке был заключен вид взбунтовавшегося моря, выполненный размашистыми мазками.