Музыкальные диверсанты - [7]
На документе — резолюция: «Тов. Петров. Следовало бы одернуть названную Марадудину, дав ей недельки две отдыха»[7].
Упомянутая выше Мария Семеновна Марадудина начинала в «Летучей мыши» у Валиева, а в революцию вместе со своим близким другом писателем Аркадием Аверченко оказалась в Крыму.
После разгрома армии Врангеля артистка осталась в России, а писатель Аверченко отправился в Константинополь. Чтобы заработать на жизнь, сатирик, как в далекой юности, был вынужден сочинять куплеты для своего театра-кабаре «Шездо перелетных птиц». Вроде таких:
Впрочем, не будем отвлекаться и вернемся с берегов Босфора в наши края.
Стоит признать, что запреты в отношении песен исполнялись в двадцатых спустя рукава. Главная причина — введение в 1921 году нэпа, когда правила игры стал диктовать не цензор, а состоятельный посетитель ресторана, кабаре или пивной. Нэпманы и совбуры (советские буржуи) шли в кабак не за тем, чтобы слушать песни нового быта про «шестереночки» или «Паровоз-515Щ», а в поисках веселья и удовольствия. И артисты, если хотели заработать на ситную булку с вологодским маслицем, не могли не отвечать их запросам.
Эта противоречивая ситуация сохранялась вплоть до начала тридцатых годов. Запретные песни звучали, как говорится, «со всех эстрад», от рыночных площадей до рабочих клубов и даже небольшими тиражами, но во множестве печатались в виде нот. Наблюдалась несогласованность подразделений гублитов на местах. В одной губернии произведение требовали исключить из репертуара, а в другой — разрешали.
Единственное, что реально смогли сделать (а вернее, не сделать) в этой ситуации власти, — не издавать эти песни на пластинках. Редкоредко, по загадочной случайности, отдельные вещицы просачивались на диски. В основном это были дореволюционные шлягеры, напечатанные со старых матриц. И лишь иногда — свежие хиты того времени вроде «Кирпичиков» в исполнении Нины Дулькевич, «Дорогой длинною» Тамары Церетели или упомянутых выше хулиганских песен Утесова.
Запасы дореволюционных пластинок на складах массово уничтожались, а чтобы изъять те, что оставались на руках у населения, государство производило централизованную скупку или ставило условие: продажа новых записей только в обмен на «бой» старых дисков
Почему так происходило? Да потому, что заведения Нарпита, где эти песни пели, принадлежали частникам, издательства, где ноты печатались — тоже, но фабрику грампластинок «Музтрест» государство крепко держало только в своих руках.
К окончательному сворачиванию нэпа (последняя частная булочная закрылась в Ленинграде в 1932 году) цензура сумела возвести труднопреодолимые преграды даже на пути такого эфемерного жанра, как вокальный.
— сообщала певица. И поспорить с этим желающих не находилось. По крайней мере на «родной сторонке». Но не будем забывать, что после приснопамятного Октября 1917 года, по разным оценкам, от двух до пяти миллионов русских людей оказались в изгнании. И среди них было немало эстрадных артистов.
Глава 2. БЕЛЫЕ ПЕСНИ ДЛЯ КРАСНОЙ РОССИИ
Молись, кунак, в стране чужой,
Молись, молись за край родной…
Пускай теперь мы лишены
Родной семьи, родной страны,
Но верим мы — настанет час,
И солнца луч блеснет для нас…»
Из репертуара А. Вертинского
На других берегах
Революция стала причиной радикальных перемен во всех сферах общественной жизни. Не стала исключением и эстрада. Большинство самых ярких звезд императорских подмостков предпочли отправиться к «другим берегам».
Рисунок из журнала «Иллюстрированная Россия». 1926
Знаменитые басы Федор Шаляпин и Капитон Запорожец, «народницы» Надежда Плевицкая и Мария Каринская, «баяны русской песни» Юрий Морфесси, Николай Северский и Михаил Вавич, исполнители ариеток Иза Кремер и Александр Вертинский, цыганские королевы Настя Полякова и Зина Давыдова, куплетисты Павел Троицкий, Станислав Сарматов и Виктор Хенкин, опереточная примадонна Лидия Липковская, исполнительницы «песен улицы» Анна Степовая и София Реджи, шансонетки Катюша Горностаева и Аза Разсадова, собиратель «каторжанского фольклора» пианист Вильгельм Гартевельд, любимец офицеров царского конвоя скрипач Жан Гулеско и тысячи других артистов покинули Россию.
На первых порах отношение к «бывшим» в советской России было нейтральное.
Эмигрантка из Харбина София Реджи (1896–1961) с успехом выступала в запрещенном в Советской России жанре «Песни улицы» и даже записывала эти песни на пластинки
В 1922 году журнал «Зрелища» в разделе «Кто-Где» информировал:
Н. В. Плевицкая, жившая в Берлине и концертировавшая в Германии и Австрии, в конце декабря уезжает на ряд концертов в Сербию и Болгарию, а оттуда в Америку (Нью-Йорк, Чикаго, Филадельфию) и Канаду.
Балашова, б. балерина Московского Большого театра, открывает в Париже «Студию балетных классических и характерных танцев». Весной танцовщица едет на ряд гастролей в Лондон…
Но вскоре тон начинает кардинально меняться. Уже годом позже тот же источник пишет:
Новая книга серии «Русские шансонье» рассказывает об актере и куплетисте Борисе Сичкине (1922–2002). Всесоюзную славу и признание ему принесла роль Бубы Касторского в фильме «Неуловимые мстители». Борис Михайлович Сичкин прожил интересную, полную драматизма жизнь. Но маэстро успевал всё: работать в кино, писать книги, записывать пластинки, играть в театре… Его девизом была строчка из куплетов Бубы Касторского: «Я никогда не плачу!» В книгу вошли рассказы Бориса Сичкина «от первого лица», а также воспоминания близких, коллег и друзей: сына Емельяна, композитора Александра Журбина, актера Виктора Косых, шансонье Вилли Токарева и Михаила Шуфутинского, поэтессы Татьяны Лебединской, писателей Сергея Довлатова и Александра Половца, фотографа Леонида Бабушкина и др. Иллюстрируют издание более ста ранее не публиковавшихся фотографий.
«История Русского Шансона» — первое масштабное исследование самого спорного и одновременно самого популярного в России жанра.Читателю предстоит увлекательное, полное неожиданных открытий путешествие от городского и цыганского романса до песен Михаила Круга, Елены Ваенги и Стаса Михайлова.
«Русская песня в изгнании» продолжает цикл, начатый книгами «Певцы и вожди» и «Оскар Строк — король и подданный», вышедшими в издательстве ДЕКОМ. Это первая книга об эстраде русского зарубежья, которая не ограничивается периодом 20–30 гг. XX века. Легким литературным языком автор повествует о судьбах, взлетах и падениях артистов русского зарубежья. Как сын русского казака, инкассатор из Болгарии Борис Рубашкин бежал на Запад и стал звездой мировой оперной сцены, а потом был завербован американской разведкой? Как подруга Матисса и Майоля, а в дальнейшем миллионерша-галерейщица и автор уникального альбома «блатных песен» Дина Верни попала в гестапо и выбралась оттуда благодаря любимому скульптору Адольфа Гитлера? Как Федор Иванович Шаляпин относился к ресторанным певцам и цыганскому романсу? Почему А. Вертинский и П. Лещенко падали перед ним на колени и целовали руки? Какое отношение к песням эмигрантов имеют Максим Горький, Лев Толстой, Иосиф Бродский, братья Мавроди, Александр Солженицын, Ив Монтан, Михаил Шемякин и Эдуард Лимонов? Как живется сегодня на вновь обретенной родине Вилли Токареву, Михаилу Шуфутинскому и Любови Успенской? А еще две истории о русской мафии, любви и, конечно, ПЕСНЕ. Компакт-диск прилагается только к печатному изданию.
Книга Максима Кравчинского продолжает рассказ об исполнителях жанровой музыки. Предыдущая работа автора «Русская песня в изгнании», также вышедшая в издательстве ДЕКОМ, была посвящена судьбам артистов-эмигрантов. В новой книге М. Кравчинский повествует о людях, рискнувших в советских реалиях исполнять, сочинять и записывать на пленку произведения «неофициальной эстрады». Простые граждане страны Советов переписывали друг у друга кассеты с загадочными «одесситами» и «магаданцами», но знали подпольных исполнителей только по голосам, слагая из-за отсутствия какой бы то ни было информации невообразимые байки и легенды об их обладателях. «Интеллигенция поет блатные песни», — сказал поэт.
В этой работе мы познакомим читателя с рядом поучительных приемов разведки в прошлом, особенно с современными приемами иностранных разведок и их троцкистско-бухаринской агентуры.Об автореЛеонид Михайлович Заковский (настоящее имя Генрих Эрнестович Штубис, латыш. Henriks Štubis, 1894 — 29 августа 1938) — деятель советских органов госбезопасности, комиссар государственной безопасности 1 ранга.В марте 1938 года был снят с поста начальника Московского управления НКВД и назначен начальником треста Камлесосплав.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Как в конце XX века мог рухнуть великий Советский Союз, до сих пор, спустя полтора десятка лет, не укладывается в головах ни ярых русофобов, ни патриотов. Но предчувствия, что стране грозит катастрофа, появились еще в 60–70-е годы. Уже тогда разгорались нешуточные баталии прежде всего в литературной среде – между многочисленными либералами, в основном евреями, и горсткой государственников. На гребне той борьбы были наши замечательные писатели, художники, ученые, артисты. Многих из них уже нет, но и сейчас в строю Михаил Лобанов, Юрий Бондарев, Михаил Алексеев, Василий Белов, Валентин Распутин, Сергей Семанов… В этом ряду поэт и публицист Станислав Куняев.
Статья посвящена положению словаков в Австро-Венгерской империи, и расстрелу в октябре 1907 года, жандармами, местных жителей в словацком селении Чернова близ Ружомберока…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.