Музыка рассвета - [4]
Но однажды Раб захотел узнать, куда улетает Ангел. Это желание томило и отравляло его счастье, и он решил подняться на самую высокую скалу острова, чтобы оттуда увидеть синие крылья своей любви. Всю ночь он карабкался по отвесным тропинкам, придерживая цепь. И под утро, когда наконец он достиг цели и взглянул вокруг себя, страшный крик вырвался из его груди, чуть не разорвав его сердце. Весь остров был у его ног, и среди камней, громоздившихся на противоположной стороне, его товарищ протягивал руки вслед улетавшему Ангелу с синими крыльями. А Ангел, сделав круг, спустился к другому рабу, ожидавшему его, затем к следующему, и так продолжалось, пока не наступил вечер.
Дикая, невыносимая ревность овладела Рабом так, что раскаленные камни вокруг него похолодели. И цепи на ногах его со звоном лопнули. Когда же Ангел явился к нему, он схватил его, повлек на утес и оттуда бросил в море. Сердце его содрогнулось, вторя плеску волн, принявших Ангела, и весь остров покачнулся на своем основании. Человек сбежал к берегу и подобрал синие крылья. Они обещали ему свободу. Высоко в небо взмыл он, чтобы навсегда проститься с островом, но внизу в пене прибоя его глаза вдруг различили Ангела. Теперь уже он с мольбой протягивал руки к человеку. Крылья увлекали Раба прочь, он не мог управлять ими, и тогда он вдруг отбросил их и полетел вниз. В последнем объятии слились человек и Ангел, и море взревело и сомкнулось над ними. Остров задрожал и распался. И лишь крылья Ангела остались над морем, но с приходом дня и они растаяли в синеве неба.
Хрустальная шпага
Загадочен мир пустыни. В неподвижности песчаных барханов застыла могучая сила, когда-то до пыли раздробившая камни. Бесконечную череду раскаленных зноем холмов не сравнишь ни с чем иным, как с остановившимися волнами: память о море хранит далекий горизонт, где миражами встают оазисы, и судьба человеческая порой зависит от горстки песка, подброшенной в воздух налетевшим ветром. Но и в слепом хаосе мертвой пустыни нет произвола случайности. Не зря сюда уходили отшельники и мудрецы. Здесь только и могло открыться им лицо Бога и его, благая для мира, Воля. Жизнь не истлевает на грани бытия, но перетекает в иные формы, которые вначале приходят в миражах, затем осуществляются в чьей-либо фантазии и, наконец, воплощают себя в новой реальности.
Страшна пустыня Эль Мируха— именно это место кочевники называют Гиблыми Песками. Ни один караван не прокладывает здесь свой путь; ядовитые змеи и скорпионы не живут в этих проклятых землях; птицы облетают их стороной. Бедуины говорят, что в недрах Гиблых Песков зарождаются дикие ветры, самумы. Достаточно тихого звука или неловкого шага, чтобы пробудить спящую здесь смерть. Легким музыкальным звоном откликнутся вначале барханы, ослепительно золотой луч скользнет по пескам и они шевельнутся, а затем, будто разворошенные угли догоревшего костра, задымятся. Минута, другая — и внезапно с диким ревом налетит буря и горы песка поднимутся в воздух, крутясь и губя все живое.
И вот как-то караван заблудившихся бедуинов попал в Гиблые Пески. Страшный ураган ринулся на людей, но они сгрудились, подняли освященные на могиле Пророка ятаганы и стали разить духов стихии. Снова и снова налетали тучи песка, но храбрецы не склонились к земле и не дали себя засыпать. Тогда из тайных пещер горной цепи, что служила границей пустыни, вылетели разбойники-туареги. Вел их жестокий предводитель, которого прозвали Белым Колдуном. Истерзанные борьбой с самумом, бедуины не могли более сопротивляться и один за другим пали. От всего каравана остался лишь один десятилетний ребенок. Звали его Джемаль, и он был оглушен ураганом и битвой. Родители его погибли, и он ожидал той же участи. Над мальчиком высился всадник с бледным лицом ei белоснежном бурнусе, и глаза его тоже казались белыми. В руках он держал сверкающую, окровавленную саблю, и безжалостный взгляд его не сулил пощады.
Внезапно хриплый старческий голос окликнул Белого Колдуна. Древняя, высохшая как мумия, старуха, опираясь на палку, подошла к ним.
— Этого ребенка нельзя убивать! — сказала она. — На нем лежит благословение Судьбы.
Колдун презрительно усмехнулся.
— И судьба послала тебя защитить этого мальчишку? Попробуй-ка встать на пути моего пса. Он не ел три дня и не откажется даже от твоих старых костей!
Огромная собака выскочила из-за спины всадника и оскалилась на Джемаля. В то же мгновение что-то мелькнуло в воздухе, пес жалобно завизжал и рухнул на землю. Рядом с ним, раздув капюшон, поднималась кобра.
Конь колдуна захрапел и отпрянул. Туареги схватились за луки и прицелились, ожидая знака от предводителя. Старуха подняла руку.
— Ты проиграешь, Белый Колдун, даже если убьешь мальчика и попытаешься избавиться от меня. В твоем логовище больше не будет воды, и ты потеряешь власть над своими рабами.
Колдун задумался.
— С чего ты взяла, что ребенок отмечен?
— Родинки на лице его повторяют ручку Большой Медведицы, а на груди, у сердца, сам ковш!
— Я не отдам его без выкупа, — молвил, нахмурясь, предводитель.
— Я знала, что ты скряга. Выкуп готов. Бери то, что ты ценишь больше своей подлой жизни!
