Музыка. Притворись её знатоком - [5]

Скрипачи

Постоянно разочарованы размером и возможностями своего инструмента. Пианисты полностью зависят от своих десяти пальцев и восьмидесяти восьми черных и белых клавиш; скрипачи же довольствуются лишь пя- тью пальцами и четырьмя струнами. Вынужденные время от времени играть на одной струне, они постоянно пытаются сыграть на двух и более струнах! Звучит это всегда ужасно, даже когда играет очень хороший скрипач. Проблема, видимо, заключается в том, что необходимо добиться удовлетворительного звучания энгармонических нот. Фортепиано пользуется темперированным строем, при котором ноты ре-диез и ми-бемоль являются одной и той же клавишей. Физическая природа звуков и застарелый консерватизм указывают на то, что это не так. Да, легкое различие безусловно есть, и скрипачи воображают, что они его слышат. И вот когда они играют две таких ноты одновременно, получается что-то кошмарное, псевдогармоническое. Но скрипачи это обожают. Они переделывают тщательно выписанные гениальными композиторами простые и короткие каденции в длинные замысловатые нотные нагромождения — ведь им так нравится играть на двух и более струнах! В настоящее время это стало вполне законной, утвердившейся практикой. И мы ничего с этим не можем поделать!

Скрипачи, в отличие от пианистов, располагают обоймой только из десяти канонических концертов, да и вообще в их распоряжении гораздо более скромный репертуар. Они вечно заняты аранжировкой и переложением для скрипки фортепианных концертов или партий гобоя, но им никогда не удавалось достичь лучшего звучания, чем было задумано. Они,

правда, все еще продолжают упорствовать в надежде на успех.

Самая гнусная вещь, которую вы можете допустить по отношению к скрипачу — это назвать его «пиликалкой». Правда глаза-то колет!

МУЗЫКАНТЫ

Именно те великолепно играющие в любых условиях здоровяки, которыми укомплектованы составы ведущих оркестров мира. Время от времени они снимают фраки и помогают (весьма небезуспешно!) поп-группам и музыкантам коммерческого происхождения.

В Лондоне насчитывается всего лишь 60 оркестрантов, и каждый работает по двадцать два часа в сутки; деньги они зарабатывают в свободное от основной работы время.

Музыканты оркестра в целом — весьма и весьма усталый народ, и в минуту музыкальной паузы они достают из кармана крепкий детектив или газету: некоторые практикуются игрой в гольф. Они, естественно, являются членами профсоюза, а любой член профсоюза всем философиям предпочитает одну единственную: максимальное количество денег за минимальный объем работы! Любая газета сообщит вам об этом.

Вопреки общему мнению, особой разницы между любителями и профессионалами не существует: все страдают одними и теми же дурными привычками, у всех них одни и те же

недостатки. Любителям, правда, требуется побольше практики.

А, между прочим, знаете ли вы, что если валторну раскрутить в обратную сторону, то она вытянется на длину целого автобуса? Делать этого не рекомендуется: слишком большой инструмент. Даже обычный, без всяких извращений фагот имеет в длину около девяти футов. А если распрямить да растянуть среднего оркестрового музыканта, то где ему жить?

КРИТИКИ

Эти незадавшиеся композиторы и музыканты лучше других знают, какие именно бывают промахи и почему, и пытаются долбить об этом с редкостным постоянством. Если вдруг они (неожиданно для себя) обнаруживают взаимное согласие хоть в чем-то, то сами изумляются и, конечно, перебарщивают и в этом!

Ахиллесова пята критиков — сотрудничество с органами печати. Высказанные в минуты раздражения сентенции (своего рода протест против уровня и качества оплаты их труда!) в конечном итоге неизбежно оборачиваются против них самих. Вот, к примеру, случай с американским критиком мистером Кребилом, который в 1907 году писал о симфонической поэме Клода Дебюсси «Море» следующее: «Последний концерт вечера отличался обилием цветовых пятен и мазков в духе импрессионизма, разбросанных хаотично по всей палитре тональности; полное отсутствие формы и стиля обусловлено, по-видимому, единственной целью — желанием создать новые звуковые сочетания... Ясно одно: океан композиторского замысла превратился в болото, квакающие обитатели которого исполняют время от времени партии медной группы».

Нам остается только поверить в искренность или бесстыдство мистера Кребила, писавшего уже в 1922 году об этой же симфонической поэме: «Поэтичное произведение, в котором Дебюсси удалось так удивительно тонко передать ритм и цветовую гамму моря...»

Не следует верить и этому. Как любой человек, он был, конечно, смущен и, как любой человек, надеялся, что никто не вспомнит о его предыдущем высказывании.

Некоторым критикам удавалось лишь потоком словесности загладить промахи и недоразумения, связанные с отношением к музыке. Так, Джордж Бернард Шоу некогда заявил, что Симфония си-мажор Шуберта представляется ему «раздражающим и бездумным сочинением», а Эрнест Ньюмен, в свою очередь, уподобил все без исключения сочинения Моцарта «детским проказам неглупого ребенка». Оба жили в эпоху, когда критикам было вольготно, потому что bel canto уже скончалось, а оркестранты еще не научились играть как следует. Они часто фальшивили, и привилегией критика было сообщать миру об этом. Нам об этом теперь не сообщает никто.