Музыка лунного света - [66]

Он был одновременно и собран, и растерян. Как будто уже знал ее все те долгие годы, что провел в поисках.

Марианне это перестало казаться странным. Она и сама только что обрела нечто. Здесь, на краю света. Она увидела в зеркале моря себя саму. Такой, какой ее задумывала судьба.

«Никогда больше. Никогда больше я со всем этим не расстанусь».

Когда Марианна по тяжелому песку сделала шаг ему навстречу, он встал и двинулся к ней.

Она опустила аккордеон на землю и полетела к нему в объятия.

— Янн! — воскликнула Марианна, и еще раз: — Янн!

— Здравствуй, Марианн! — сказал Янн Гаме, обняв ее со всей силой своей любви.

Наблюдая за своей возлюбленной, он вновь клялся сдержать давно забытое обещание: больше не делать никаких банальностей. Все должно быть на высоте страсти, на высоте жизни; кто ожидает чего-то высочайшего после жизни, в смерти, тот забывает, что жизнь — высочайшее, что есть на свете. Янн тоже забыл об этом и вновь хотел жить изо всех сил, без боязни. Любить. Писать картины. Любить. Не позволять себе погрязнуть в банальностях, которые утомляют тело и оскорбляют душу.

Он хотел сказать Марианне, что все понимает. Пусть его чуть было не убило сознание того, что она ушла без всяких объяснений. Но потом он понял. Сорок один год брака нельзя изгнать из памяти двумя ночами любви и ласк. Эта женщина всеми силами освобождалась от прежней жизни, но та вцепилась в нее и не хотела отпускать.

Да и как же иначе?

У нее было больше мужества, чем у всех, кого Янну доводилось встречать до сих пор; она вошла в чужой, незнакомый мир, вооруженная только своей волей. Она победила собственное желание умереть.

Но под этим непроницаемым панцирем таилась и другая Марианна. Уязвимая. Раненая. Воительница, которая получила тяжелые ранения и может умереть, если они снова вскроются.

А этот человек, ее муж, выступив по телевидению, вторгся прямо ей в душу, так что все ее рубцы начали кровоточить.

Янн это понял. Но сейчас она его обнимала, и это потрясло его во второй раз.

Подчеркивая каждое слово, он прошептал ей в ухо тоном, не терпящим возражений и не молящим о снисхождении:

— Сегодня ночью я буду спать с тобой. И все остальные ночи, которые мне еще отпущены, тоже.

Она подняла на него глаза:

— А зачем ждать ночи?

Они поехали на остров Рагене, на северной оконечности пляжа Таити, острова, до которого в отлив можно было дойти пешком. Там Марианна с Янном занимались любовью, пока не настал прилив. Они пребывали на острове, известном им одним.

Позже, глядя на катящиеся волны, разбивающиеся о скалы, Янн спросил:

— Ты когда-нибудь дашь знать своему мужу, что ты жива? Скажешь, что больше не вернешься? Что хочешь свободы — для меня и для себя.

Марианна помолчала.

— Да, — сказала она наконец. — Когда-нибудь скажу.

40

Колетт переехала к Сидони. Чтобы любить и снова быть любимой. Осознавая, что ее любви не суждено продлиться долго, Колетт впервые в жизни ощущала полноту бытия. У нее было все, чего она желала. И это «все» всегда было рядом, просто она об этом не догадывалась. Это была любовь к женщинам.

Спустя неделю после того, как Колетт к ней переехала, Сидони попросила отвезти ее к камням, прикоснуться к которым она хотела всю жизнь. В Стонхендж. К бродячим камням Долины Смерти. В магические дворцы Мальты и к жертвенникам Палестины.

Врач запретил Сидони путешествовать. Колетт пришла в ярость, Колетт упрашивала, он был неумолим, говорил о скорой смерти от истощения, и Колетт смирилась.

В последнее время все изменилось. Словно спящий водоворот уходящих дней пробудился и с новой силой обрушил на жертвы удары судьбы, стремясь наверстать безвозвратно упущенное за время своего сна прошлое.

Пока вокруг них царило лето, пока август озарял Финистер сияющим светом, пока число туристов росло день ото дня, их жизни брали курс на новые цели.

Когда Марианна не работала в гостинице или у Гуашонов, она поднималась еще до рассвета и ехала на пляж играть на аккордеоне и вслушиваться в голос моря, которое открывало ей свои тайны, что были древнее стоячих камней. В свободные дни и вечера она встречалась с Янном и по мере возможности навещала Сидони и Колетт. В объятиях Марианны скульпторша обретала покой.

Марианна поведала Сидони то, что втайне нашептали ей одной море и его владычица Нимуэ: что жизнь и смерть подобны воде и что ничто не исчезает безвозвратно. Ее душа, словно ручей, потечет по иному миру и в другое время, в другом месте найдет сосуд, в который и вольется. Так судьба зачерпывает души из одного вместилища и переносит в другое.

Однажды вечером Колетт и Сидони внезапно исчезли. Спустя неделю Колетт позвонила с Мальты: «Живешь и в любом случае всегда рискуешь умереть. Так что сначала стоит пожить, n’est-ce pas?»[149]

Они просто сели в машину и поехали. Провели несколько дней в Париже у детей Сидони, зная, что она их больше не увидит.

Сидони настояла на таком прощании: она не хотела, чтобы дети стали свидетелями ее ухода. Зато хотела сказать им, как любит их, как гордится ими, и в Париже они устроили праздник, и веселились три дня, а потом отправились к самым красивым камням в мире.