Музруков - [62]

Задание было выполнено к началу 1948 года. В марте первые эшелоны с готовой продукцией — частями стана, которые уже можно было монтировать — направились в Нижний Тагил, на завод. Для него и производился уникальный агрегат.

К выпуску своих знаменитых буровых установок Уралмаш приступил уже в июне 1946 года. Группой разработчиков руководил Л. Ефимов. Хотя за образец взяли довоенные экземпляры, новая продукция выгодно отличалась от них. Главное преимущество состояло в том, что можно было с относительно небольшими затратами быстро наладить массовый выпуск буровых установок. А именно так и формулировалось основное задание для Уралмаша по этому новому направлению. Установки не уступали зарубежным по качеству, но обходились во много раз дешевле. При растущей потребности в них таким образом экономились большие государственные средства.

Однако главным достижением завода тех лет стал экскаватор СЭ-3 — скальный электрический, с объемом ковша три кубометра. Таких машин требовалось очень много, а после войны в стране насчитывалось лишь несколько десятков старых, преимущественно зарубежных экскаваторов. Уже к празднику 1 мая 1947 года опытный образец успешно прошел заводские испытания. Было сразу открыто массовое производство новой машины.

Скальный экскаватор ни в чем не уступал лучшим зарубежным образцам машин этого класса, а по ряду важных технических показателей опережал их. В частности, СЭ-3 был легче, состоял из таких узлов и деталей, которые позволяли вести сборку на месте, то есть изделие весом 165 тонн становилось гораздо проще в транспортировке. Упрощался и процесс производства экскаватора, схема его питания становилась более удобной и надежной. Гусеницы получили свой собственный двигатель. Это было рациональное решение. СЭ-3 показал более высокую производительность по сравнению с импортными аналогами, машина работала надежнее и дольше обходилась без ремонта.

Англичанин Артур Стоун, один из посетителей промышленной выставки 1948 года в Москве, где была представлена и продукция Уралмашзавода, записал в книге отзывов: «Три года тому назад, впервые увидев бойцов Красной Армии, я подумал: теперь понятно, почему русские победили. Сегодня, ознакомившись с достижениями советской индустрии, я мысленно повторил эту фразу».

В 1948 году Уралмаш выпустил 122 экскаватора СЭ-3 — вдвое больше, чем знаменитая американская фирма «Бюсайрус», которая специализировалась только на этих машинах. Группа конструкторов, разработавших экскаватор СЭ-3 под руководством Б. И. Сатовского, в том же году была удостоена Сталинской премии. Такую же награду получили и разработчики буровых установок — завод изготовлял триста этих сложных агрегатов в год. А создатели нового рельсобалочного стана стали лауреатами самой высокой премии страны чуть позже, в 1950 году.

Борис Глебович Музруков узнавал о радостных событиях на Уралмаше уже заочно — из газет или по радио. В 1947 году, поздней осенью, его работа на заводе, ставшем для него родным и близким, была прервана. Внезапно и навсегда…

Успешное завершение 1947 года не вызывало сомнений. Задания на следующий год становились более сложными, объем работ возрастал. Для коллектива Уралмаша, для его директора такая постановка дел была в порядке вещей. Но за пределами завода лежала огромная страна, и перед ней вставали новые, неожиданные и очень тяжелые задачи.

Из воспоминаний С. И. Самойлова: «Настали последние дни ноября 1947 года, месяца, как известно, нелегкого в деятельности промышленных предприятий. Это и начало зимы с ее дополнительными заботами, это и праздничные дни, которые нас всех, конечно, радуют, но уменьшают количество рабочего времени. Это, наконец, пора напряженной подготовки к началу будущего года.

В тот день во второй его половине у Бориса Глебовича было совещание, на котором обсуждалась готовность Уралмаша к выполнению задач 1948 года. Рассмотрение перспектив закончили около четырех часов дня. Часов в пять, было еще не темно, на моем пульте вспыхнула лампочка вызова по телефону директора. Борис Глебович спросил, чем я занят, и затем сказал: “Зайди ко мне”. Я вошел в кабинет, он прохаживался возле своего письменного стола — обычная его манера, когда он о чем-либо сосредоточенно думал.

Увидев меня, он остановился, посмотрел внимательно и, как бы раздумывая, медленно сказал:

— Только что звонили из ЦК партии и предложили завтра быть в Москве, в ЦК.

Нам — директору и главному инженеру — конечно, приходилось бывать в аппарате ЦК, но вызов туда обычно передавали через наше министерство. Насколько я помнил, прямого вызова в ЦК до этого не было.

На мой вопрос о цели вызова Музруков, пожав плечами, ответил, что ему об этом ничего не сообщили, однако он думает, что, по-видимому, дело в каком-то новом особо важном задании. Поговорив немного на эту тему, мы перешли к заводским проблемам и вопросам, которые следовало бы выяснить или решить в Москве, после окончания дел в ЦК. Затем Борис Глебович вызвал дежурную секретаршу и продиктовал ей приказ о своем выезде в командировку. Ни он, ни я в то время не могли предположить, что это — последний приказ, подписанный на Уралмашзаводе директором Музруковым. На следующий день рано утром Борис Глебович улетел в Москву».