Мужья и любовники - [55]

— Тогда почему ты не проводишь со мной больше времени? — закричала она. — Если ты не в банке, то в Филадельфийском клубе, где играешь в гольф и удишь рыбу со своими дружками!

— Но ведь сейчас это уже не так. Я очень много времени провожу с тобой.

— Да, но не один! — Ее голос стал язвительным. — Мы устраиваем вечера или отправляемся в гости, но повсюду встречаем одних и тех же людей.

— Но это же наши друзья, — попытался слабо запротестовать Куртис.

— И ты полагаешь, что у нас есть друзья? Я так не считаю. У нас есть твои деловые партнеры или твои политические партнеры.

Халифакса обезоруживал ее прокурорский тон, он никогда не знал в таких случаях, как ответить, что предложить.

— Послушай, мне, к сожалению, надо идти.

Почему бы тебе не отвести сегодня Джейн в музей?

— Ты же знаешь, что музеи ввергают меня в депрессию. Музеи не решат моих проблем. А я знаю, в чем мои проблемы, — голос ее дрожал. — У тебя еще кто-то есть. Ты ведь влюблен, не правда ли, Куртис? В ту женщину, которую я видела у тебя в конторе. Ты с ней вчера ужинал, я видела эту запись в твоем ежедневнике. У тебя роман со знаменитой Джуди Джордан, так ведь?

— Да нет же! Мы видимся только по делу! — Куртис чувствовал себя бесконечно усталым.

Дебра начала устраивать страшные сцены по поводу его воображаемой неверности почти с первого дня их женитьбы. Доктор Джозеф объяснил, что эта ревность — результат паранойи.

Постепенно Куртис стал замечать, что его жена редко строит свои обвинения на доводах рассудка, а вскоре понял и еще одну печальную вещь: с психикой у госпожи Халифакс было не все в порядке. Доктор Джозеф пользовался определением «пограничный психоз». Об этом знали в обоих семейных кланах — и Халифаксы, и родственники Дебры. Но в семье это никогда не обсуждалось.

Дебра несколько нервна, и все.

Куртис поднялся из-за стола, чмокнул жену в лоб и ушел.

Как только за ним закрылась дверь, Дебра отправилась в свою розовую спальню и наклонилась над тазом, заложив два пальца в рот. Ее вырвало содержимым завтрака. Чтобы уничтожить неприятный запах, она опрыскала вокруг рта одеколоном, но все равно было гадко. Этот отвратительный запах — наказание ей за то, что за завтраком она съела два лишних кусочка хлеба. Ничего удивительного в том, что муж ее больше не любит, размышляла Дебра, она толстая, прожорливая, потерявшая контроль над собой самка.

Каждый раз, глядя в зеркало, Дебра действительно видела перед собой толстую бесформенную женщину, а не ссохшуюся, напоминающую скелет фигурку, которая там действительно отражалась.

Уже в четвертый раз за утро она подняла трубку, чтобы позвонить Джейн, но сосредоточиться на разговоре было немыслимо трудно, и она вновь опускала трубку.

В саду было слишком жарко. Дебра прошла в библиотеку и уселась на место мужа за зеленым столом. Она вообразила, как Куртис воркует отсюда по телефону со своей любовницей, когда Дебра, ни о чем не ведая, спит у себя наверху. К полудню картины неверности мужа были для Дебры уже куда более реальны, чем сама окружающая ее реальность.

Один за одним она выдвигала ящики стола и рылась в бумагах. Здесь должны быть любовные письма? Ага, верхний ящик заперт! Дебра высыпала ручки из коробки, нашла серебряный ножичек для разрезания бумаг и поддела замок. В ящике лежало несколько черно-белых снимков маленькой девочки, пачка газетных вырезок и локон черных волос, перевязанных ленточкой. Дебра вытащила несколько вырезок. «Лили собирается сняться в роли Мистингетт», — прочитала она.

Итак, Куртис обманывает ее с актрисой. Дебра тряслась от негодования. «Да, ты молода, красива и знаменита, Лили, но посмотрим, сможешь ли ты противостоять тому, что можно купить за деньги».

«Спеар» выделялась черным пятном среди других — белых, зеленых, оранжевых — автомобилей — участников соревнования в Брандз-Хэтч.

По лицу Грегга текли струи пота: обычно во время дальних заездов гонщики теряли до пяти фунтов. Белый «БМВ», шедший впереди Грегга, слишком резко пошел на поворот, потерял управление и, врезавшись в барьер, загорелся.

К концу первого часа тысячекилометровой гонки Грегг шел седьмым.

Он прошел Стерлингов поворот, прибавил газу на Клеарвайз и сосредоточился целиком на Кларкском изгибе. Шедший на три машины впереди бело-зеленый «Ягуар» потерял заднее колесо, ударился о барьер.

Водитель «Нимрода» не рассчитал траекторию все еще скользящего по трассе «Ягуара» и врезался в него.

На лбу Грегга выступила испарина, ноги тряслись, и он с трудом заставил себя сосредоточиться на дистанции, а не на том, что творилось позади него, — картине огненного смерча, частью которого чуть было не стал он сам. Слава богу, он вот-вот должен передать управление сменщику..

Четырьмя часами позже Грегг уже шел за лидирующим «Порше». Но вот расстояние между ними стало сокращаться. У Голливудского холма он резко рванул вперед, «Спеар» со свистом пронеслась мимо «Порше», и в таком положении они пошли на поворот. Оставалось еще шестнадцать кругов.

Болела лодыжка, но боль казалась вполне терпимой. В общем, ерунда. Под шлемом он не слышал голоса комментатора, радостно вещавшего: