Мужики что надо - [109]

Ну а теперь отдохни! — закончил допрос капитан и, размахнувшись, еще раз, но несколько с большим энтузиазмом врезал охраннику по лицу. Тот затих.

Коновалов поднялся, почесал за ухом дулом «ПМ», хотел поправить бейсболку и вспомнил, что кепочки на голове нет. Капитан тяжело вздохнул, поглядел сначала направо, затем налево, поднял с пола маленький автомат охранника и, накинув его ремень себе на плечо, двинулся в направлении кабинета Ганджиева.

* * *

Ударом ноги Маркиз распахнул двустворчатую дверь и оказался в серой гостиной, где, как он знал, хозяину виллы так нравилось отдыхать.

Пропитанную ужасом темноту за окнами рвали выстрелы и взрывы. Но они, казалось, не волновали Сиявуша Мамедовича Ганджиева. Он не страшился смерти и был совершенно спокоен.

Все в порядке. Внук-наследник определен в частную школу. Если что, мальчик останется на попечении верного Аксельбанта…

В распахнутую дверь темной тенью из ярко освещенного коридора вошел человек. Хозяину, сидевшему в своем любимом кресле возле столика с телефоном, не надо было зажигать свет, чтобы узнать вошедшего.

— Я знал, что ты придешь, Омар, — сказал старик негромко.

— Все кончено, господин Ганджиев, — отозвался тот усталым голосом, закрывая за собой дверь и включая свет. — Никого не осталось, во всяком случае на этом этаже.

И тут, словно дополняя нарисованную им печальную картину разгрома, снизу раздалась автоматная очередь, а в ответ один за другим несколько выстрелов из ружья и взрыв гранаты, затем снова очередь и снова выстрелы, на этот раз всего два. Потом все стихло.

— Да, — спокойно согласился старик, — все убиты, ранены или разбежались.

— Где Жанна Голубева? — спросил Маркиз.

— Не знаю, — развел руками Ганджиев. — Я велел Ревякину избавиться от нее.

— Зачем? Она же всего лишь маленькая глупая девочка, — сказал Омар, нелепо одетый, окровавленный и очень измученный. Он опустил руки, в каждой из которых держал по пистолету с почти опустошенными магазинами.

— Свидетель, Омар. Таков закон, мальчик, разве ты не знаешь?

— Как брат? Как Прохоров?

— Да, Омар.

— А как насчет меня и Коновалова?

— Да, Омар. У меня никого нет, кроме внука.

Альберт, Алик, он теперь мой наследник, на днях я все оформил. Если со мной что-нибудь случится — ведь я стар и у меня много врагов, — ему будет нелегко. Хотя с ним и останется Леша… А вы, ты и твой друг, не оставите нас в покое… Никогда.

— Чистка…

— Называй это так, — качая головой, произнес старик. — Мне нравится такое определение, надо будет запомнить его. Именно чистка, ты прав.

— Значит, если я правильно понял вас, то управлять всем в случае вашей смерти будет Алексей Григорьевич?

— Это ни для кого не новость.

— И вы сказали, что уже сделали соответствующие распоряжения?

— Конечно.

— Может быть, я не слишком сообразителен, особенно в таких делах, но теперь мне становится кое-что понятно.

— Что же здесь такого, что понятно тебе и непонятно мне? — усталым голосом спросил старик.

— То, что не сумел узнать у меня Бек. Хотя он очень старался.

Короткую паузу нарушил хозяин.

— Леша? Ты говоришь о Леше, об Аксельбанте?! — вдруг переспросил Ганджиев, словно не веря пришедшей в голову догадке и надеясь, что, высказанная вслух, она окажется трусливым призраком и растворится в воздухе.

Он поднял глаза и с недоверием посмотрел на младшего сына друга своей юности.

— Ты врешь мне! Ты пришел, чтобы убить меня и отомстить за брата, но тебе мало просто выстрелить в меня. Перед тем как убить мое тело, ты хочешь убить мою душу, лишив меня надежды! Ты просто хочешь отнять у меня возможность умереть спокойно! Ты врешь?! Ты врешь?!!

— Нет, — ответил Омар негромко. — Нет.

Аксельбант рассказал мне о Крысе и вывел на того парня, который… которого потом досрочно освободили, его имя…

— Я знаю его имя…

Теперь перед Маркизом сидел не гордый, величественный властитель, а жалкий старик, сгорбившийся под тяжестью предательства человека, которому верил много лет и теперь перед смертью доверил самое важное и самое главное, что у него было в жизни. Доверил и обманулся…

Но Сиявуш Ганджиев не принадлежал к тем людям, которые идут ко дну в гордом одиночестве. Пусть и этому наглому щенку будет худо!

— Может быть, тебе будет интересно узнать, прежде чем ты убьешь меня, что, когда принималось решение по… по тебе и твоему другу, он, — сказал Ганджиев, делая нажим на местоимении, не желая произносить имя предателя, — он первым высказался «за».

Маркиз не сомневался в словах своего бывшего босса.

— Знаю… Теперь знаю. Еще до того, как вы сказали, я это понял, — ответил Омар.

— Теперь ты можешь убить меня.

— Очень сожалею, но не собираюсь этого делать. Я хочу оставить вам шанс наказать предателя, тем более теперь вы уже ни для кого не опасны…

— Это закон! — воскликнул старик, приподнимая голову. — Убей меня, или я убью тебя!

— Сожалею, но я отныне живу по другим законам, — ответил Маркиз, делая шаг в сторону двери.

— Я убью тебя! — услышал он грозный окрик Ганджиева.

— Вам это вряд ли удастся, — ответил Маркиз усмехаясь. Он снова повернулся лицом к старику, оказываясь таким образом боком к входной двери.

Раздался грохот, и полуприкрытые створки распахнулись от сильного удара. В комнату влетел Николай Ревякин, державший за руку высокую стройную девушку лет двадцати на вид, которую Хафизов легко узнал: Жанна Голубева, отца которой сутки назад привел к ним в контору симпатичный старый толстяк в смешных круглых очках.