Мужей много не бывает - [77]

— Особенно если он и в то время носил баки и золотые очки, — шучу я.

— Да уж, — соглашается Белла.

А затем она делает то, чего я никак не мог ждать после ее решительного заявления, что ей очень хочется спать. Вдруг моих губ касается ее теплое дыхание, затем я чувствую ее мягкий рот. Она принимается целовать меня. Медленные, долгие, сладостные поцелуи. Одним быстрым мягким прыжком она оказывается на мне. Белла такая худенькая, что обычно я едва ощущаю ее вес, но сегодня она наваливается на меня всем телом, будто стараясь вдавиться в меня целиком. Я чувствую, как ее соски твердеют под пижамной сорочкой. Несомненно, и она чувствует животом, как напрягается мой член. Я обнимаю ее и прижимаю к себе. Ее пальцы теребят мои волосы, а мои гладят ее плоть. Она целует меня в губы, затем за ухом, затем в шею, осыпает поцелуями грудь. Ее рука движется вниз, она направляет мой член в цель, и больше мы не разговариваем. Даже если бы она и захотела сказать что-нибудь, то не смогла бы — ее рот занят.

31. МОЕ СЧАСТЬЕ

Белла

^{Вторник, 8 июля 2004 года}

Стиви выиграл совершенно поразительный приз. Я и представить себе не могла, что ремесло трибьют-исполнителя может быть таким прибыльным. Скрепя сердце приходится признать, что отель, в котором мы остановились, просто великолепен. Я ни за что не выскажу этого вслух, но сейчас, когда вокруг никого нет, я восхищенно разглядываю роскошный, напоминающий о тропических островах курорт, казалось бы, немыслимый в сухой пустыне, посреди которой лежит Лас-Вегас.

Во внутреннем дворе отеля «Мандалай-Бэй» находится искусственная «лагуна». Еще здесь есть ромовое производство (зачем, спрашивается?), два больших бассейна и песчаный пляж. Песок пляжа лижут генерируемые машиной волны. Они могут достигать такой величины, что можно кататься на доске для серфинга. Все это очень убедительно. Я отыскиваю себе шезлонг, мажусь суперзащитным кремом для загара и устраиваюсь для принятия солнечной ванны. До моего слуха доносится смех и визг резвящихся в бассейне детей и разговоры плавающих в «лагуне» взрослых. Нетрудно представить, что я лежу на настоящем пляже.

Я фокусируюсь на расслаблении — хотя, кажется, в таком сочетании этих двух слов уже кроется противоречие. Я не желаю думать о своем семейном положении и о том, прямо скажем, кошмарном разговоре, который состоялся вчера вечером между мной и Филом. До этого разговора я полагала, что неплохо соблюдаю конспирацию и что по моему виду и поведению невозможно понять, что со мной что-то не так. Как оказалось, я тешила себя опасными иллюзиями. Филип спросил, что со мной такое, и добавил, что поможет в случае любых проблем. Трогательное заявление, но я не собираюсь проверять его искренность. Как было бы хорошо, если бы он и в самом деле мог помочь. Больше всего на свете я хотела бы свернуться калачиком в его сильных руках, положить голову на его широкую грудь и заплакать. Если бы только он мог все решить… Но, к сожалению, это не в его силах. Тут нельзя просто выписать чек на оплату штрафа за неправильную парковку или сказать, что я выгляжу особенно сексуально в абсурдно дорогих кожаных штанах, которые я, не подумав, купила в «Джозефе» и теперь жалею об этом. Единственное, от чего Филип не может меня спасти, — это от меня самой.

Господи боже мой! Да если он хотя бы в общих чертах догадается, что меня беспокоит, это будет настоящий кошмар. Чтобы помочь, надо понять и простить — а как такое понять и простить? Разговор, изначально нелегкий, превратился в вообще что-то ужасное, когда я принялась откровенно врать. До вчерашнего вечера я скрывала от Филипа определенные события моей жизни — пусть даже важные события, такие как брак со Стиви, — но никогда не лгала ему в лицо. Вчера я категорически отказалась от своего знакомства со Стиви, а затем инициировала секс — секс из чувства вины, секс, кладущий конец разговорам. И хотя для Фила это был просто хороший секс (в совокуплении, затеянном из страха и отчаяния, есть своя изюминка), он возненавидел бы меня, если бы узнал, почему я так хотела, чтобы он оставил этот разговор. И он возненавидел бы меня еще сильнее, если бы узнал, кто стоял у меня перед глазами в тот момент, когда я испытала оргазм.

Зачем я об этом думаю? Я не желаю об этом думать.

Среди тех вещей, о которых я не желаю думать, находится и наблюдение, что Лаура и Стиви воркуют друг с другом, как два голубка. Как там Филип сказал? Они без ума друг от друга. Да уж наверное, если даже Фил заметил. Но ведь это же хорошо, разве нет?

И в конце концов, не желаю я думать о Стиви.

— Привет.

Несмотря на то что глаза у меня закрыты, чтобы не слепило солнце, я мгновенно понимаю, кто меня приветствует.

— Привет, — бормочу я, принимаю вертикальное положение и надеваю солнцезащитные очки, надежно пряча под ними зеркало души. Даже сквозь их розовые стекла Стиви кажется мне чересчур белым, но больше придраться не к чему. К этому можно прибавить только, что он худощавый и мускулистый. Очень красивый, безо всяких там. В руках у него полотенце и крем для загара. Я окидываю взглядом пляж и со страхом обнаруживаю, что единственный свободный шезлонг находится рядом со мной.