Понедельник, 4 сентября 2006 года
Я слишком сильно хлопаю дверью, звук прокатывается по всему дому. Как только он замирает, я ощущаю пустоту… Вакуум… Тишину… Хочется крикнуть «Хэлло!», но знаю, что ответить некому. Пустота не стала для меня неожиданностью, уже третий сентябрь я возвращаюсь в пустой дом после продолжительного летнего отдыха и встречаю всепоглощающую тишину. Сегодня она особенно удручает, поскольку мне не пришлось добиваться от моих мальчиков лестью, подкупом, мольбами или угрозами, чтобы они подчинились тискам школьной дисциплины. В этом году Себастьян убежал на спортивную площадку, даже не оглянувшись, не говоря уже о том, чтобы поцеловать меня на прощание, и даже Хенри (тот из близнецов, который обычно более открыто проявлял свою привязанность) всего лишь помахал мне рукой… Издалека. Не правда ли, я на славу потрудилась? Просто превосходно. Изумительно. Меня можно поздравить. Я воспитала спокойных, независимых и уверенных в себе мальчиков. Хорошо сработано.
Кажется, я сейчас разрыдаюсь.
Промелькнула мысль, не налить ли себе стаканчик виски, но я поспешно отбрасываю эту глупую идею, потому что единственный алкогольный напиток в моем буфете — херес, который я использую в кулинарии. Я могла бы выпить стаканчик вина. Кажется, в холодильнике осталось полбутылки шабли, но в конце концов я довольствуюсь тем, что ставлю чайник. Крепкий кофе — наиболее разумный выбор, а я прославилась своим благоразумием.
Раздается телефонный звонок, его жизнерадостная трель словно подарок Красного Креста. Я поспешно, с благодарностью хватаю трубку.
В голосе Конни, моей лучшей подруги, звучат слезы, и я вспоминаю, что ее старшая дочь сегодня впервые пошла в школу.
— Ну, как выход Фрэн?
— Все в порядке, — бормочет она, но голос ее звучит не слишком убедительно. — Выглядела она просто изумительно. Форма такая прелестная. Но…
— Но?.. — подсказываю я.
— Они всегда льнут к твоим ногам и рыдают? Я не могла ее оторвать от себя; она прицепилась ко мне, как маленькая обезьянка, и умоляла, чтобы мы с Флорой забрали ее с собой домой. Она даже обещала прибрать своих Барби, а это уж совсем небывалый случай. — Конни пытается засмеяться, но меня не одурачишь.
— Обычное явление, — заверяю я. — Хочешь кофе?
— Мне хотелось бы водки, но согласна и на кофе. Буду у тебя минут через пять. Я поблизости.
Мы с Конни знакомы уже почти двадцать лет, хотя в это трудно поверить. Столь продолжительное знакомство означает, что я уже вполне оперившаяся взрослая особа, и, чтобы переварить подобный факт, потребуется не чайная ложечка, а целая гора сахара. Мы познакомились через мою сестру Дейзи. Конни и Дейзи учились в университете и были очень дружны. А мы с Конни особенно сблизились за последние пять-шесть лет. У нас у обеих есть дети, а у Дейзи, к сожалению, нет. Я заметила, что дети сближают тебя с женщинами, с которыми ты никогда не подружилась бы, если бы не дети, — это одно из приложений материнства. К тому же Конни была очень добра по отношению ко мне, когда меня бросил муж и ушел к одной из наших общих знакомых.
Ситуация сложилась ужасная.
Конни была большой приятельницей Люси, любовницы, но, несмотря на это, ей удалось дипломатично остаться в дружеских отношениях с нами обеими. Порой мне кажется, что я должна потребовать от Конни занять более принципиальную позицию. Может, мне следовало бы попросить ее оттолкнуть от себя свою старую подругу и этого обманщика, моего бывшего, но я не могла рисковать. Настоящие друзья сейчас большая редкость…
После ухода Питера я подавляла в себе инстинктивное желание разузнать что-то о нем, разговаривая с Конни, и в конце концов приучила себя задавать только небрежные, вежливые вопросы по поводу Питера и Люси. Я не позволяю себе ни насмехаться над ними, ни злословить по их поводу, что могло бы поставить ее в неловкое положение. Я ограничиваю себя таким кругом вопросов, какие может задать человек после длительной совместной работы по поводу своего бывшего коллеги, — вежливых, сдержанных, несколько отвлеченных. Используя этот завуалированный метод, я добываю отрывочную информацию.
Сначала я не всегда могла сдержаться, и чувства горечи и печали порой прорывались наружу, как бы тщательно я пи пыталась сдержать их, произнося имя Питера. Я могла пожаловаться по поводу его отсутствия или признаться, что скучаю по нему. Но я делала это с абсолютной уверенностью, что могу довериться Конни. Она никогда не передала бы Люси то, что я сказала о нем. Это замечательный подвиг сдержанности для кого угодно, но для Конни просто дань нашей дружбе. Конни нельзя назвать сдержанной, она просто умерла бы, если бы ей пришлось хранить тайну. Я никогда не позволяла себе открыть свои истинные чувства по поводу Люси — у меня просто нет слов, а бранных выражений я не люблю.
Меня не волнует, говорит ли что-нибудь Конни обо мне Люси. Знаю, если говорит, то сохраняет лояльность по отношению ко мне, но не могу себе представить, чтобы такая тема когда-либо поднималась. Не думаю, чтобы мысль обо мне возникала в сознании Люси, даже тогда, когда она ела воскресное жаркое в моем доме и поспешно совокуплялась с моим мужем в нашей гардеробной, пока я готовилась подать пудинг и кофе. Она всегда была слишком занята, применяя на практике слова: «Давай сделаем это по-быстрому», чтобы подумать обо мне. Я недостаточно гламурна, чтобы занять место среди ее друзей, и не настолько богата, чтобы стать ее клиенткой. Короче говоря, я не стою ее внимания.