Мужей много не бывает - [61]

Со времени моего свидания со Стиви прошла неделя. За это время, с его согласия, я договорилась о встрече с адвокатом — это шаг вперед — и оказалась втянута в четырехдневный вояж в Лас-Вегас, в котором также будут участвовать моя лучшая подруга и оба моих мужа, — это шаг назад. И даже не шаг, а целый гигантский прыжок, если быть честным. Кошмарная перспектива.

— Интересно, что заставило Стиви согласиться, чтобы вы с Филипом присоединились к ним в этой поездке.

— Скорее всего, его уговорила Лаура.

— Или он хочет, что ты хорошенько поплясала на сковородке, — говорит Амели.

— Нет, он не стал бы этого делать. Зачем ему это? — спрашиваю я.

— Затем, что ты ужасно с ним поступила. Ты тайно вышла за него замуж, потом бросила, а теперь требуешь от него развода. Кроме того, ты заставляешь его лгать своей девушке и вовлекаешь в паутину собственной лжи твоему мужу, что может в любой момент привести к взрыву, чреватому непредсказуемыми последствиями, — заявляет Амели.

Я начинаю ее ненавидеть. Осознаю, что мое раздражение подпитывается моими собственными недостатками, но это не только не смягчает его, но делает еще более жгучим. Из-за ее добродетели я чувствую себя так, будто продала душу дьяволу. В этом-то вся беда с хорошими людьми — тебе приятно находиться с ними рядом, только если ты в этом отношении ничем не хуже их. Если же ты не хороший — а сейчас я определенно плохая девочка, — то это только доводит тебя до белого каления.

— Завтра я спрошу у него, какую еще игру он затеял, — говорю я и поясняю: — Завтра мы снова встречаемся. Я представлю ему отчет о том, как идут дела.

— По-моему, ты сказала, что они стоят на месте.

— Ну… завтра все может измениться. У меня утром консультация с адвокатом.

— А ты не можешь послать ему электронное письмо? В нем и опишешь, как прошла твоя консультация.

— Это слишком рискованно: электронное письмо может попасться на глаза не тем людям.

— Точно так же вас могут увидеть вместе. Это, без сомнения, еще более рискованно, — возражает Амели.

— Нет, мы выбрали место подальше от исхоженных дорог. Нам не грозит опасность быть увиденными.

— Как все таинственно, — негромко говорит Амели и вскидывает брови, тем самым демонстрируя мне свое недоверие и недовольство.

— Не думай, что мне это нравится.

— Ты сама, главное, следи за тем, чтобы тебе это не понравилось. Еще кофе?

Я киваю — в основном потому, что хочу, чтобы Амели оставила меня в покое, пусть даже только на пару минут — а ей и не потребуется больше двух минут на то, чтобы заказать и принести два латте. Я уже начинаю жалеть, что посвятила ее в свою ужасную тайну. Она стала вести себя как мой личный заместитель совести.

Я обвожу взглядом кафе. Обычно я люблю здесь бывать. Часто, гуляя днем по городу, я вдруг обнаруживаю, что открываю дверь «Косты». У них вкусные сандвичи, и я предпочитаю покупать их здесь, чем есть дома одна. Я устраиваюсь на одном из коричневых кожаных диванов и, потягивая кофе, читаю какую-нибудь книгу. Так как я работала официанткой много лет — больше, чем хотелось бы считать, — то для меня прийти в хорошее место и не спеша выпить кофе — это особое удовольствие, несравнимое с тем, которое получают от этого простого действия остальные смертные. Я люблю есть итальянские миндальные печенья, макая их в кофе. Они дорогие, и многие считают, что они не вкуснее картона, но для меня они являются символом городской респектабельности. Уже ради одного этого я готова есть их каждый день.

Я помню, как всего месяц назад я заглянула сюда на ленч после спортзала. Я тогда подумала, что живу чертовски замечательной жизнью и мне можно только позавидовать. Тело у меня приятно ломило от физических упражнений, желудок был полон и доволен (кофе латте с обезжиренным молоком, сыр моцарелла, сушеные помидоры и сандвич с песто — вкусный, но чуть пересоленный). Мне никуда не нужно было спешить. Я никому не должна была денег, никого не обидела, никого не просила отработать за меня смену. Помню, я подумала, что все так хорошо, что лучше просто не бывает. А сейчас мне кажется, что моя судьба многострадальнее судьбы библейского мученика Иова, а Амели как-то подозрительно успешно справляется с ролью Святого Духа. Будто в подкрепление моей мысли, Амели возвращается к столику с тремя латте и улыбающейся Лаурой.

— Угадай, кого я уговорила присоединиться к нам? — говорит она, сияя широкой улыбкой.

Я вскакиваю и обнимаю Лауру, испытывая при этом смешанные чувства. Мне, как всегда, приятны ее приветливая улыбка и непритворная радость при виде меня. Но чувство вины, стянувшее мои внутренности как при тяжелом случае пищевого отравления, не столь приятно.

— Что ты здесь делаешь? — Надеюсь, мой голос выражает радость и любопытство, а не тревогу и настороженность.

— Утром Амели написала мне сообщение, что вы сегодня встречаетесь, и предложила тоже прийти. Ты ведь не возражаешь, правда?

Одно мгновение Лаура выглядит испуганной и неуверенной. Раньше на ее лице часто можно было заметить такое выражение, но в последнее время оно практически исчезло. Как жаль видеть его снова. Она не уверена в том, что ее хотят здесь видеть. Мне становится стыдно, в основном потому, что я, в отличие от Амели, действительно не хочу ее видеть, хотя вины Лауры в этом нет.