Мужество любви - [11]

о крикливых выступлениях в парламентах Запада отпетых реакционеров, поджигателей войны, призывающих к захвату чужих земель, в первую очередь — советских, как единственный, по их мнению, выход из экономического тупика.

— Но, товарищи, — подчеркивал Варейкис, — проведению такой политики за рубежом противодействует рабочий класс, питающий к СССР глубокую симпатию. Рабочие прекрасно понимают и видят превосходство социалистического строя над капиталистическим. И не подлежит никакому сомнению, что в недалеком будущем трудящиеся ряда стран вступят на путь социализма! Однако ни в одной точке земного шара невозможно строить социализм без крепкой, искренней дружбы с нами, без самозабвенной защиты идей Ленина.

Собрание закончилось. Рабочие поднялись и запели «Интернационал». Слова гимна вырывались в открытые двери клуба и плыли по заводскому двору, сливаясь с гудками паровозов на подъездных путях.

Варейкис вышел из клуба. Снег под ногами был мягкий и блестящий. В воздухе уже чувствовалась близкая весна.

У заводских ворот увидел меня.

— Собираетесь писать о конференции? — спросил он.

— Непременно.

— Пожалуй, следует… Попрошу вас в понедельник утром, если можно пораньше, принести вашу статью в обком.

В понедельник, ровно в девять утра, я вошел в приемную секретаря обкома. Телефонные звонки, звонки, звонки. Борис Петрович едва успевал снимать трубки.

— Принесли? — спросил он, здороваясь со мной.

И вышел из-за секретера. В этот момент приоткрылась дверь кабинета.

— В одиннадцать — бюро, — сказал Варейкис помощнику. — Сообщите, пожалуйста, всем.

Кивнул мне.

— Написали?.. Отлично! Прошу заходить.

Он начал читать отчет.

— Что-то здесь, по-моему, не так… Прошу точное передать мысль… У вас есть где записать?.. Пишите!.. «Буржуазия великолепно знает, что коммунисты единственные, действительно последовательные борцы за мир против войны и против тех, кто ее преступно готовит в тайниках империалистической дипломатии»… Записали?.. Так будет точнее!

Варейкис приблизился к окну, продолжая читать.

Вошел Швер. Он ездил в Таловую, объявленную опытно-показательным районом сплошной коллективизации, В руках — дорожный чемоданчик. Поставил его на пол, протер платком запотевшие стекла очков.

— Вы зачем здесь?

— Отчет о конференции… Велел принести.

— Какая конференция?! — Он нахмурился.

— На паровозоремонтном.

— А-а…

По тусклому выражению лица Швера было видно, что нервы у него измотаны вконец и привез он совсем не добрые вести.

— Прибыл?.. — Варейкис мрачно взглянул на редактора. — Рассказывай.

Они говорили, как бы не видя меня.

— Втирают нам очки! — выкрикнул Швер. — За полтора месяца, видите ли, завершили сплошную коллективизацию в районе. Врут и верят! Вбили себе в башку, что они — «образцово-показательные»!

— Чего ж там вбивать!.. Сам Колхозсоюз их так аттестовал! — заметил Варейкис. — На всю страну растрезвонили!

Швер дрожащими пальцами взял из лежавшего на столе портсигара папиросу, закурил, жадно затянулся дымом.

— А некий Перепелицын, черт его забери, коммунист называется, член правления Колхозсоюза, посадил в каталажку девять середняков-«отказников»! Я, понятно, освободил их, пытался урезонить головотяпов — куда там!

На щеках Варейкиса проступили белые пятна.

— И все это тем более непостижимо, что подавляющая масса крестьянства добровольно идет в колхозы, — сказал он.

— Я в этом убедился! — подтвердил Швер.

Погасив папиросу, он быстро заходил по кабинету.

— Я верю, что со всеми перегибами будет покончено в общегосударственном плане в самое ближайшее время, но нам, Иосиф Михайлович, нам самим нужно, сейчас же, сегодня же, не теряя буквально ни одного часа, принять жесткое постановление бюро.

Варейкис протянул воскресный номер «Правды»:

— Статья Сталина «Головокружение от успехов».

Швер схватил «Правду», опустился на стул.

— Мы здесь, ЦЧО разумеется, фигурируем во всей красе, — с иронией произнес Варейкис. Раздвинув гардину на окне, он задумчиво проговорил: — Скоро весна… Весна пробудит новые силы…

Круто повернулся к Шверу. Словно принуждая себя к трудной исповеди, сказал:

— Конечно, мы взяли чрезмерные темпы коллективизации. Какие-то, прости господи, скачки устроили!.. Оперативные сводки, которые ты, Швер, печатал в «Коммуне», превратились в механический счетчик. Что греха таить, обком сам был охвачен горячкой, головокружением от успехов. Это бесспорно!..

Резко зазвенел телефон. Иосиф Михайлович снял трубку.

— Варейкис слушает. — Лицо его вытянулось. — Здравствуйте, товарищ Сталин!.. Все ясно и, сознаюсь, крайне огорчительно.

Покусывая губы, выслушивал какие-то слова. Швер сидел натянутый, точно струна. Я почувствовал себя здесь лишним. Но как уйти?! Приподнялся на стуле. Швер дернул меня за рукав: «Сиди!»

— Товарищ Сталин! Большевики ЦЧО выполнят свой долг перед партией. — Варейкис старался овладеть осевшим голосом. — Что думаю?.. Думаю, что в политике всегда надо следовать принципам коммунистического гуманизма: убеждать, а не принуждать!.. Будем учиться, товарищ Сталин! До свидания!

Телефонная трубка так и осталась в его опущенной руке… Он поднял на Швера воспаленные глаза:

— Знаешь, что он сказал?.. Будем все вместе, сказал он, учиться государственной мудрости у Ленина.