Мужчины двенадцати лет - [5]
И вот Пончо уже стоит перед человеком, который когда-то торговал у него собаку.
— Что тебе надо?
— Я пришел продать вам мою собаку.
Человек презрительно поморщился и подошел поближе.
— Осторожнее! Он, знаете, очень злой.
— О, для меня нет злых собак! Я их мигом укрощаю.
И уверенным движением он открыл собаке пасть, осмотрел нёбо, пощупал зубы. Пончо-пес не протестовал. Пончо-маль-чик, удивленный такой странной податливостью своего питомца, смотрел на покупателя — огромного, со зверским лицом, с толстой шеей, с презрительно сжатыми губами. Такой может оглушить одним ударом, а возьми он в руки хлыст — так и быка убьет. Собака, вероятно, это понимала, поэтому она так покорно, ни разу даже не заворчав, позволяла осматривать себя.
Наконец великан выпрямился:
— Ладно. А сколько ты за него хочешь?
— Я?.. Да не знаю… вы сами скажите… — забормотал Пончо.
— Ну сколько ж я могу тебе дать?.. Два песо хочешь?
Мальчик почувствовал, что сейчас упадет. Два песо?!
А он-то думал запросить сто, да еще свои условия поставить!
— Два… два песо… два, вы говорите? — спросил он.
— Ну да, два песо. А что, мало?
— Но ведь он же злющий!
— Пуф! — презрительно бросил великан. — И это, по-твоему, злая собака?
И он с силой хлопнул собаку по морде, а она, вместо того чтобы броситься на него, как обычно в таких случаях поступала, вся как-то съежилась, словно, еще не начав сражения, была уже побеждена, околдована какой-то странной силой, исходящей от этого человека.
Мальчик, чувствуя себя глубоко униженным, попытался все же взять под защиту своего друга:
— Это он с вами так. А с другими… вы бы только посмотрели!
— Ну ладно, хватит болтовни! Я дам тебе пять песо. Согласен?
— Нет.
— Ну тогда ступай. Забирай свою шавку!
Пончо чуть не плача — сам не зная почему, может быть, потому, что не мог спокойно смотреть, как унижают его собаку, — взмолился:
— Дайте мне двадцать песо!
— Уходи!
— Я его продаю, потому что матери нужны деньги, чтоб заплатить за комнату, потому что, если мы завтра не заплатим, нас на улицу выбросят. А так бы я его ни за что не продал!..
— А сколько вы платите за комнату?
Пончо был так расстроен и растерян, что ему даже не пришло в голову соврать. Он ответил:
— Мы платим двенадцать песо.
— Хорошо. Вот тебе двенадцать песо. Давай собаку. Великан протянул мальчику деньги и взял собаку за цепь. Пончо-мальчик снова принялся умолять:
— Вы ведь позволите мне навещать его, правда? Приходить к нему в гости?
— Да.
— Ну хорошо… Прощай, Пончо, прощай, Пончито, мой дорогой! Завтра я к тебе приду. Пожалуйста, не плачь! Не скучай без меня!
И он целовал собаку прямо в морду, обнимал ее и все время повторял, повторял ей все тот же совет, в котором в эту минуту больше всего нуждался сам: «Не плачь!»
Великан резко потянул собаку за цепь и вошел с нею в дом. Мальчик остался стоять на коленях, глядя им вслед. Перед тем как подняться и уйти, он еще раз крикнул:
— Завтра я приду, Пончо, завтра я приду!
Больше он ничего не сказал и заплакал.
Он вошел в свою каморку с красными, распухшими глазами, но спокойный. Мать была дома и что-то чинила.
— На, возьми. Здесь хватит, чтобы заплатить за комнату… Сосчитай-ка.
Двенадцать песо, ровно.
— Да где ж ты их взял? — спросила было мать, но, взглянув на заплаканные глаза и печальное лицо мальчика, сразу все поняла: — Собака-то где? Ты что ж, продал собаку?
— Да, мамочка! — вскричал мальчик, обнимая мать и разражаясь безудержными рыданиями. — Да, мамочка, да! — повторил он, целуя ее в лицо.
— Пончо, отойди — ты заразишься! Разве ты забыл, что у меня чахотка? Ты ведь заразишься! Отойди, слышишь?
Но она напрасно старалась оттолкнуть сына. Мальчик плакал, крепко прижимаясь к матери. Он заразится? Не все ли равно? Разве ему теперь дорога жизнь? Раньше, когда мать запрещала целовать и обнимать ее, он целовал и обнимал своего питомца Пончо. Ему ведь обязательно нужно было целовать и обнимать кого-нибудь…
За комнату уплатили.
На следующее утро Пончо после школы собрался навестить свою собаку.
— Куда ты? Почему ты не поешь сначала? — спросила мать.
— Я раньше зайду к моему песику, — сказал он и опрометью выбежал из дома.
Он говорил «моему песику», словно и не думал продавать его. Ведь в действительности это была его собака, его — и больше ничья.
Разве, получив эти несколько жалких бумажек, которыми заплатили за его собаку, он перестал ее любить? И разве собака могла так легко забыть своего хозяина?..
— Что тебе надо?
— Я пришел навестить собаку.
— Какую собаку?
— Да ту, которую я вам вчера продал.
Великан секунду поколебался, недовольно поморщился, но все же разрешил:
— Проходи.
И Пончо-мальчик бегом бросился к своей собаке, сидящей на цепи в глубине дворика за домом, обнял ее и поцеловал.
Пончо-пес, не имея хвоста, которым можно было бы вилять, извивался всем телом, тихонько повизгивая от удовольствия, и лизал мальчику лицо.
А мальчик, приписывая собаке все те чувства, которые за время их разлуки обуревали его самого, быстро и взволнованно бормотал:
— Ты много плакал, да?.. Наверно, так скучал, что есть не мог!.. А ночью ты видел меня во сне?..
Эти ласки продолжались долго.
Наконец новый хозяин вмешался:
