Мужчина во цвете лет. Мемуары молодого человека - [52]

— У крокусов нет запаха, — сказал я.

— А вот и есть. Весной пахнут.

— Ты объясни мне, что тут с вами все-таки делают?

— Ничего особенного. Находимся под наблюдением врача. Без конца сдаем всякие анализы. Вливают какие-то препараты. Измеряют давление. После обеда мы, как правило, свободны.

— Может, тебе принести чего-нибудь почитать?

— Мама принесла мне «Сагу о Форсайтах». Да что-то не читается. Все тянет погулять.

В раскрытую дверь был виден холл. Женщины вязали, беседовали, листали журналы. Приходили и уходили. Время от времени кто-то заглядывал к нам.

Появился еще один посетитель, коренастый крепыш в потертой кожаной куртке, с виду — шофер. К нему выскочила округлая женщина в цветастом фланелевом халате, в хлопчатобумажных съезжающих чулках и с ходу затрещала, затараторила.

Больше мы не смогли уже толком ни о чем побеседовать, присутствие этой пары стесняло. Жена шофера без умолку сыпала словами, успевая в то же время лузгать принесенные мужем семечки. Сам шофер помалкивал, сидел, вжавшись в кресло, только вращал глазами, должно быть столь же болезненно воспринимая наше присутствие, как и мы их. Немного погодя они собрались выйти в сад.

— Что нового на работе? — спросила Майя.

— Новостей особых нет, — сказал я. — Где-то в высших сферах обсуждается производственный профиль нашего завода, возможно, главный упор будет сделан на телевизоры.

— И тебя это раздражает?

— Слишком дорогое удовольствие.

— Может, для этого есть убедительные доводы.

— Самый убедительный довод — логика. Современная телефонная станция стоит четверть миллиона долларов. Полмиллиона. И мы покупаем. Сколько же потребуется выпустить телевизоров, чтобы окупилась одна такая станция!

— С арифметикой многие не в ладах, это я еще по детскому саду помню.

— Если нужно, даже петуха считать можно выучить.

— Ты так и сказал?

— К сожалению.

— Ну, ты у меня герой, — проговорила она, своими тонкими пальцами касаясь моего лба. — Так и знай, я на твоей стороне.

И неожиданно, поблекшей улыбкой отстранившись от прежней темы, она отвела глаза.

— Да, время бежит. Скоро лето.

И тут в переднюю пробкой влетела шоферша. Повязанный тюрбаном платок мотался. Лицо горело, глаза вытаращены. К груди она прижимала охапку бархатисто-красных роз Баккара, бутонов в двадцать пять, если не больше. Взглянув на Майю, хотела что-то сказать, да только рот разинула, взмахнула свободной рукой.

— Валентина, что с вами? Вам плохо?

Мы с Майей почти одновременно вскочили с мест.

— Нет же, нет, — забормотала как бы про себя Валентина. — Боже мой, боже мой, это надо же, надо же.

— Да что случилось?

Ступая неловко, одеревенело, та подошла и торжественно протянула Майе розы.

— Это вам, — сказала она.

— Мне? Зачем?

— Не знаю. Велели передать. Подкатил к воротам. На машине.

Теперь, когда открылся какой-то клапан, слова из нее посыпались со все возрастающей громкостью — наверстывала упущенное.

— Живые цветы! Настоящие розы! Вон какая уйма! Просто не верится! Посреди-то зимы! Просто не верится! Андрей, Андрей, куда ты там делся? Ты посмотри! Ты только посмотри! Вот как надо проявлять внимание. А то принес стакан семечек.

Глаза Майи искали мои глаза.

— Они вам нравятся? — спросила Майя.

Охапку роз по-прежнему держала Валентина, и лицо ее расцвело небесной улыбкой.

— Ну и возьмите их себе.

— То есть как — возьмите?

— Отнесите к себе в палату. Поставьте в вазу. И вообще — делайте что хотите.

Мужчина в кожаной куртке стоял у двери и похрустывал костяшками пальцев.

Глаза Майи искали мои глаза.

— Пожалуйста, не уходи, побудь еще, — говорила она. — Давай выйдем погуляем. Пройдемся к морю. Когда еще ты выберешься. Я так давно тебя не видела.

И к каждому слову глаза ее прибавляли: милый, милый, милый.

Турлав был убежден, что по вопросу о жилье ему следует обратиться к Тите. Сколь бы велика ни была ее тяга к независимости, возраст Титы таков, когда одиночество превращается в бремя. Турлав не сомневался, что рано или поздно квартиру ему дадут. Заявление приняли, сказали: сделаем все, что будет в силах, но раньше осени ни один из домов не сдается. И Турлав опять стал подумывать о Тите. Неужели нельзя с ней столковаться, не насовсем, разумеется, на время.

Возвратившись из Дзинтари в Ригу, Турлаву захотелось пройтись мимо дома Титы, посмотреть, где и как он расположен. Адрес он знал. Крюк невелик. Просто так, ради любопытства. Однако, проплутав по лабиринту улиц-коротышек этого странного района и отыскав наконец дом Титы, он решил, что тянуть не имеет смысла, раз уж пришел, надо зайти поговорить.

Примерно так и представлял он себе. Облепленный всякими украшениями, дом снаружи был чем-то похож на старомодную дамскую шляпку. Чего только не было на его фасаде. Стилизованные павлиньи хвосты, диковинные фрукты, гирлянды, страусовые перья. Парадная дверь, своими очертаниями напоминавшая замочную скважину, открывалась в овальную прихожую, откуда лестница с замысловатой балюстрадой двумя полукружьями взбегала на бельэтаж и подводила к усеченному ромбу двери, за которой лестница поплоше вела уже в верхние этажи.

От былого блеска мало что осталось. Многострадальные цветные витражи были залатаны простым стеклом, стены пожухли, почернели, крошилась штукатурка. И все же изначальный дух двадцатого века, которым нет-нет да и повеет с пожелтевших старинных картин, от исторических документов, этот дух зримо присутствовал здесь, как давно ушедшие морозы присутствуют в льдине, влекомой весенним потоком.