Мужчина в моем сердце - [38]

— Ну что вы, конечно, нет, — пробормотал тот, фыркая и отплевываясь.

— Пойдемте скорее, вас надо немедленно обсушить. — По-прежнему держа Жака за шиворот, Мигель потащил его к дому.

Айрин, стиснув ледяные руки, снова присела на край фонтана. Ей не хотелось возвращаться домой, смотреть в лицо Жаку, улыбаться Антуану. Но самое главное — она боялась посмотреть на Мигеля. При мысли о нем ее начинала бить дрожь.

Что он подумал про нее? Что он скажет? Но он же должен понять, что она ни в чем не виновата!

Она не знала, сколько просидела так, кусая губы и утирая слезинки. Наконец вдали захрустел гравий.

— Пойдемте, Айрин. Гости уехали. — Мигель говорил сквозь зубы, не глядя на нее.

— Послушайте, я ни в чем не виновата…

— Ничего объяснять не надо, — ответил он надменно. — Я вижу, вы сумели развлечь гостя. Он не скучал, и контракт подписан. Это самое главное, а остальное меня не интересует. Беседы у фонтана — ваше личное дело.

Вспыхнув от обиды, Айрин вскочила с места и, не оглядываясь, ринулась в дом. Она сама не заметила, как миновала коридоры, взлетела по лестнице и, задыхаясь от слез, упала на кушетку в гардеробной.

Век бы его не видеть и не слышать! Пусть забирает свои наряды!

Мигель медленно шел к дому, пытаясь успокоиться. Он был зол на весь свет. Ему хотелось придушить Жака за то, что тот приставал к его жене, хотелось ударить самого себя — за то, что отпустил ее одну с этим подозрительным парнем. И он злился на Айрин — потому что все это происходило с ним из-за нее.

Подписав договор с Антуаном, Мигель довольно быстро ощутил какое-то внутреннее беспокойство. Ему все время мерещился взгляд Жака и, поговорив для приличия еще несколько минут, он извинился и под первым попавшимся предлогом выскочил в сад. Пометавшись немного по дорожкам, Мигель вскоре услышал голоса и вышел к фонтану как раз вовремя, чтобы увидеть заключительную часть сцены. Он точно знал, что Айрин ни в чем не виновата. Но ревность буквально душила его. Айрин была так прекрасна сегодня вечером, от одного взгляда на нее его переполняли гордость и счастье. И вот, все так плачевно закончилось.

Мигель тихо вошел в спальню. На кресле лежало синее платье. Рассеянно коснувшись прохладного шелка, он подошел к каминной полке. Рядом с фотографией родителей что-то сверкнуло, — это были сапфировые сережки.

С этого дня Айрин и Мигель почти не разговаривали.

В усадьбе строго соблюдался заведенный распорядок. Через десять минут ужин будет подан. Айрин поднялась с места и, усадив нарядного Федерико в коляску, направилась в столовую — довольно маленькую и уютную по сравнению с остальными помещениями. Когда-то это была любимая комната матери Мигеля, и он с детства привык обедать и ужинать именно там. Айрин здесь тоже нравилось. И нравилось бы еще больше, если бы не гнетущая тишина за столом. Иногда она задавала себе вопрос, а что же по этому поводу думают слуги? Та же Тереса, например. Но Тереса вела себя так, словно все шло, как полагается. Кто знает, может быть, в знатных испанских семействах принято поглощать пищу молча?

Мигель был уже в столовой. Он стоял у высокого окна, глядя куда-то вдаль. Было слышно, как в саду плещутся фонтаны. Услышав звуки шагов, он обернулся, но лицо его оставалось непроницаемым. Он казался таким чужим и далеким, что у Айрин сжалось сердце. Даже привычное молчание за обедом было еще более напряженным, чем обычно. Мигель думал о чем-то своем, Айрин боялась прервать его мысли.

Но когда ужин наконец закончился, и Айрин уже собиралась уйти к себе наверх, граф внезапно заговорил.

— Я поднимусь вместе с вами, — сказал он холодно. — Завтра рано утром я улетаю в Мадрид. Номер моего мадридского телефона у вас имеется, если что, звоните.

Айрин послушно кивнула, вспоминая о давней болезни Федерико. К счастью, малыш с тех пор окреп, и здоровью его явно ничего не угрожало.

— Федерико будет скучать, — заметила она, когда они поднимались вместе по лестнице. — Кстати, пора уже купить ему высокий стульчик и сажать за общий стол. Он, конечно, еще не может есть сам, но, чем скорее мы начнем его приучать, тем лучше. Вы разрешите мне в ваше отсутствие съездить в Толедо за стульчиком?

— Что? А, да, конечно. Покупайте все, что считаете нужным, Айрин.

Она с беспокойством посмотрела на Мигеля. Что-то было не так. Айрин чувствовала это.

Заглянув через полчаса в спальню, чтобы сообщить, что занавески для детской наконец-то выбраны, Айрин увидела Мигеля, в напряженной позе стоящего около каминной полки. В руках он держал фотографию Габриэлы.

Когда-то, еще до свадьбы, тут было только две фотографии — портреты Габриэлы и родителей Мигеля. Теперь к ним прибавилась еще одна — та, на которой была изображена Айрин с Федерико на руках в день свадьбы. Впервые увидев свою фотографию на каминной полке, Айрин испытала глубочайшее счастье. Но тут же сердце ее упало — наверняка, снимок поставлен только для отвода глаз. Это такая же формальность, как и их брак.

— Мигель, — окликнула Айрин негромко.

Он вернул фотографию на место, а затем обернулся.

— Сегодня ей исполнилось бы двадцать пять лет. — Мигель помолчал. — Наверное, я никогда не забуду тот день, когда она погибла. И никогда не перестану чувствовать себя виноватым перед ней. Как будто это я недосмотрел, не предупредил.