Мужчина моей мечты - [5]

— Сколько тебе лет?

Анна в замешательстве, два месяца назад ей исполнилось четырнадцать.

— Шестнадцать, — отвечает она.

— Тебе нравятся мотоциклы?

— Не знаю.

Как она дала втянуть себя в этот разговор? Угрожает ли ей какая-нибудь опасность? Наверное, да. По крайней мере, небольшая.

— Я тут у одного приятеля чиню мотоцикл. — Парень делает знак правым плечом, но трудно определить, в каком именно направлении.

— Мне пора идти. — Анна встает из-за столика, перебрасывает через скамейку одну ногу, потом другую и медленно удаляется от него. Пройдя несколько шагов, она оглядывается и видит, что парень по-прежнему стоит на месте.

— А как тебя зовут? — спрашивает он.

— Анна, — отвечает она и тут же жалеет, что не назвалась каким-нибудь более интересным именем: Женевьева, например, или Вероника.

Однажды, когда Анне было девять лет, родители позволили ей заночевать у одной из подружек. Там она научилась одной смешной игре: что бы ты ни спрашивал, тебе всегда должны были отвечать «яйца и перец».

Когда в воскресенье утром за ней заехал отец, она решила испробовать это на нем. Он был погружен в какие-то свои мысли и задумчиво переключал каналы радио, но, в общем, согласился ей подыграть. Ей казалось, что непременно нужно поиграть именно с ним и именно сейчас, когда они вдвоем едут в машине, поскольку мать вряд ли оценит эту шутку. У отца хорошее чувство юмора. Иногда в конце недели, когда ей не спалось, она приходила в его комнату и они вместе смотрели по телевизору «В субботу вечером». Пока мать и Эллисон спали, он приносил ей имбирный напиток. В такие вечера Анна наблюдала, как свет телевизора отражается на лице отца, и радовалась тому, что он смеялся тогда же, когда раздавался смех за кадром. В такие моменты Анне казалось, что он как будто становился частью чего-то, что находилось вне их семьи.

В машине Анна начала игру:

— Что ты ешь на завтрак?

— Яйца и перец, — ответил отец, перестраиваясь в другой ряд.

— Что ты ешь на обед?

— Яйца и перец.

— А что покупаешь в магазине?

— Яйца и перец.

— Что ты… — Она на секунду задумалась. — Что ты везешь в багажнике?

— Яйца и перец.

— Что… — голос Анны почти срывался, ей так хотелось рассмеяться, что она с трудом смогла закончить вопрос: — Что ты целуешь у своей жены по ночам?

В машине наступила тишина. Отец медленно повернул к ней голову.

— Ты хоть понимаешь, что это значит? — спросил он.

Анна не ответила.

— Ты знаешь, что называют яйцами?

Анна покачала головой.

— Это то, что находится у мужчин рядом с пенисом. У женщин не бывает яиц, — сказал отец.

Анна отвернулась, уставившись в окно. А она-то думала, что яйцами называют женскую грудь!

— Поэтому шутка не имеет смысла. Нельзя ведь сказать «целуешь ее яйца», верно?

Анна кивнула. В ту секунду ей ужасно захотелось выбежать из машины, подальше от этого постыдного недоразумения.

Отец сделал радио громче, и всю дорогу они больше не проронили ни слова.

Когда они приехали домой, прежде чем выйти из машины, отец сказал ей:

— Те женщины, которым Бог не дал красоты, стараются быть смешными. Они считают, что этим могут компенсировать свое уродство. Но тебе не придется быть смешной, ты будешь красивая, как и мама.

Как только раздался шум поворачивающегося в замочной скважине ключа (это пришла с работы Элизабет), Рори бросается к дивану и прячется за ним. Его волосы торчат из-за спинки.

— Привет, Анна, — здоровается Элизабет. Анна молча показывает ей на диван. — Знаешь, чего мне сейчас хочется? — громко говорит Элизабет. На ней розовая больничная форма и ожерелье из макарон, которое Рори сделал в школе на прошлой неделе. — Мне хочется поплавать. Жаль только, что я не знаю, где Рори. Уверена, что он бы захотел сходить со мной.

Волосы Рори колыхнулись.

— Что ж, придется идти без него, — продолжает Элизабет, — если, конечно, мы не найдем его…

И тут Рори выскакивает из своего укрытия, размахивая поднятыми руками.

— Рори здесь! — кричит он. — Рори здесь!

Он обегает диван и бросается в объятия матери. Когда она его ловит, они вместе падают на подушки. Элизабет наваливается на Рори сверху и принимается целовать его в щеки и нос.

— Вот мой сынок, — говорит она, — мое солнышко.

Рори начинает вопить и вырываться из материнских рук.

У бассейна Элизабет и Анна усаживаются рядышком на белые пластиковые шезлонги. Оказывается, у Элизабет коричневый купальник, в котором вокруг талии видна какая-то складка мешковатого вида. Анна несколько раз украдкой бросает взгляд на эту складку, пока, наконец, до нее доходит, что к чему. Задать вопрос напрямую ей кажется невежливым, поэтому она говорит:

— Вы купили этот купальник недавно?

— Ты что, смеешься? — отвечает Элизабет. — Он у меня с тех пор, когда я была беременна Рори.

Значит, это действительно купальник для беременных. Но зачем он ей? Ведь Элизабет не может забеременеть снова: вскоре после рождения Рори ей перевязали маточные трубы (это выражение Анна услышала от своих родителей и тут же представила себе репродуктивные органы Элизабет перекрученными наподобие сосисок).

Рори стоит на неглубоком участке бассейна. Элизабет наблюдает за ним, сделав руку козырьком, чтобы защитить глаза от послеполуденного солнца. Анна замечает, что мальчик не играет с другими детьми, а просто стоит у стенки. У него на руках надувные плавательные подушки, хотя в этом месте вода доходит ему до пояса. Он смотрит на группу из пяти-шести ребятишек — все младше него, — которые брызгают друг на друга водой. У Анны вдруг возникает желание тоже залезть в бассейн к Рори, но она без купальника. Она, вообще-то, сказала Элизабет, что у нее нет купальника, хотя на самом деле это неправда. У нее есть отличный новенький купальник, который мама купила ей в Филадельфии в универмаге «Мэйсиз» перед самым ее отъездом (можно подумать, она уезжала на курорт!), но Анне не хочется, чтобы все эти люди увидели ее в купальнике.