Мусульманская Испания - [21]

Эта арабизация Испании проявлялась во многом: и самом термине мосарабы (т.е. «арабизованные»), обозначавшем живших под мусульманской властью христиан, в интересе к арабской генеалогии и различным вопросам происхождения, в преобладании типично арабской маликитской школы права и прежде всего в популярности арабского языка. Не так уже вероятно, что первые арабы — завоеватели принесли с собой высокую культуру. Но что гораздо более важно, они принесли живую связь с арабоязычными странами Ближнего Востока, чьи культурные достижения они таким образом могли использовать.

Гораздо более многочисленными, чем арабы в строгом смысле слова, были муваллады, т. е. мусульмане иберийского происхождения. Со временем многие из них присвоили себе чисто арабскую родословную, например писатель Ибн Хазм, претендовавший на арабо-персидское происхождение. С практической точки зрения эти генеалогии не вносили серьезной путаницы. Происхождение у арабов признавалось только по мужской линии, но женились арабы на иберийках, так что к X в. расовых различий между арабами и мувалладами уже не было. Неудивительно, что эти две группы всё больше сливались в одну.

Почему, собственно, так много жителей Пиренейского полуострова перешло в мусульманство, точно неизвестно. Это должно как-то быть связано с общим положением в стране[27]. Между висиготской правящей верхушкой и церковными властями существовало сотрудничество (или сговор?), весьма затруднявшее существование всех, кто по каким-то соображениям теологического или материального порядка не выполнял церковных установлений. Среди таких людей могло быть много рабов, необращенных язычников, но могло также случиться, что остатки арианских ересей, столь распространенных среди готов (по которым Иисус мало чем отличался от обычного человека), внутренне облегчили поворот к исламу. Христианской знатью и многочисленными представителями средних и низших городских слоев несомненно руководили как духовные, так и материальные соображения. Видное место среди них занимало желание получить социальные привилегии, распространявшиеся на мусульман, и восхищение перед культурой, которая отождествлялась с исламом.

Но даже если принять во внимание все доступные нам факты, восприятие мусульманской культуры столь большим числом жителей Испании остается загадкой. Ведь, с одной стороны, всего за столетие до завоевания Испании арабы, вторгшиеся в страну, вели примитивную жизнь обитателей аравийских степей и сами, в сущности, не успели достичь высокого культурного уровня. С другой стороны, еще Исидором (ум. в 636 г.) была заложена в Севилье научная традиция, которая сделала этот город одним из ведущих интеллектуальных центров христианской Европы. И все же исидоровская традиция была оставлена — ради арабской. Чем это объяснить? Неужели связь церковных ученых с правящей верхушкой полностью оторвала их от народа? Или исидоровская культура всегда была достоянием горстки книжников? Или существовали какие-то иные факторы, которые нам неизвестны?

Можно считать, что у мувалладов не было ничего чисто иберийского, чем они могли бы гордиться. Великий венгерский исламовед Игнац Гольдциер, изучив шуубитское движение в Ираке и Персии, обратился к испанскому материалу, чтобы обнаружить там аналогичные черты. На востоке мнимое превосходство арабов было атаковано именно литературой, восславлявшей иранские народы. Гольдциеру удалось отыскать лишь одного-двух судей из Уэски начала X в., которые страстно поддерживали идею мувалладов, да одну литературную эпистолу середины XI в., где повторялись аргументы восточных шуубитов[28]. Отсюда следует вывод, что, если мувалладов и раздражали слегка арабские претензии на превосходство, у них не было никаких позитивных аргументов, чтобы противопоставить их этим претензиям.

Следующая важная группа — мосарабы, т. е. христиане, живущие в мусульманских владениях,— также выказывала восхищение всем арабским. В 854 г. один из христианских авторов писал так:

«Наша христианская молодежь с ее внешним изяществом и хорошо подвешенным языком, с ее искусственными манерами и платьями прославилась познаниями и пауках иноверцев. Отравленные арабской риторикой, они жадно хватаются за сочинения халдеев (т. е. мусульман.— У.М.У.), охотно поглощают их, усердно обсуждают и распространяют сведения о них, восхваляя их со всем красноречием, забывая при этом о красоте литературы церковной. Они с презрением глядят на истоки церкви, берущие начало в раю... Увы! Христиане столь невежественны в собственных законах, латиняне уделяют так мало внимания собственному языку, что по всей христианской общине едва ли найдется один из тысячи, кто сумеет написать письмо, расспросить о здоровье друга, зато есть бесчисленное множество таких, кто будет важно рассуждать на халдейском языке, употребляя сложные риторические фигуры. Они даже могут сочинять стихи, где каждая строчка кончается на одну и ту же букву, и демонстрируют в них большие красоты и большее метрическое мастерство, чем сами иноверцы»[29].

Приведенный пассаж дает представление, до какой степени христиане ал-Андалуса, даже сохраняя свою религию, прониклись восхищением перед арабской цивилизацией. Конечно, не следует забывать, что это описание относится к горожанам, тогда как значительную часть мосарабов составляло именно сельское население. Если интерес к арабскому прежде всего проявлялся в сфере языка и поэзии, это подтверждает, что арабы до середины IX в. были весьма популярным элементом в ал-Андалусе или, во всяком случае, что они привлекали симпатии иберийского населения. Тем не менее, принимая арабскую цивилизацию, мосарабы все же не были вполне довольны. Они поддерживали восстания мувалладов, типа мятежа Ибн Хафсуна, а со второй половины IX в. стали эмигрировать из ал-Андалуса в христианские владения. Как и муваллады, в быту они говорили на романском диалекте, хотя более образованные могли столь же хорошо писать и говорить по-арабски.