Муссолини - [54]

В отсутствие совета управление городом взял на себя префект. Фашисты заявляли, что в Милане, как и в других городах, из которых они изгнали социалистов, они обнаружили многочисленные свидетельства коррупции и плохого руководства. Не оставалось сомнений в том, что город Милан в результате неумных трат, произведенных социалистами, имел огромные долги.

Меньше чем за день фашисты прекратили забастовку по всей Италии, и вечером 3 августа социалистические профсоюзы призвали рабочих вернуться на рабочие места. Британский генеральный консул в Генуе был страшно доволен. «Можно надеяться, что действия фашистов окажут самое благодетельное влияние», — написал он 7 августа.

Фашисты победили повсюду, кроме Пармы. Когда их сквады попытались туда войти и прекратить забастовку, командир местного армейского гарнизона установил на дороге блокпосты и остановил фашистов. Бьянчи направил Бальбо срочную депешу, приказывая ему избегать конфронтации с армией. Но Бальбо решил, что армейский командир блефует, и попытался прорваться мимо блокпоста силой. Офицер не блефовал. Он открыл по фашистам огонь. Бальбо безуспешно повторил попытку на следующий день, но 5 августа, после того как 14 фашистов были убиты, вынужден был отказаться от намерения войти в Парму. Но он был полон решимости вновь попытаться захватить этот город в будущем.

11 августа в Палате депутатов прошло обсуждение результатов забастовки. После того как Факта и несколько националистов и фашистов осудили стачку, депутат-коммунист Рапости заявил, что она была вполне оправданной и он сожалеет, что рабочие не ответили насилием на насилие фашистов. Фашистские депутаты криками и воем заглушили его речь, так что он сам не слышал себя за шумом. Фашисты кинулись к нему, но коммунистические и социалистические депутаты окружили его кольцом, защищая от нападающих. Депутат-фашист Джунта, когда-то пинками столкнувший дезертира Мизиано со ступеней парламента, кричал, что застрелит Рапости, но друзья схватили его и не дали вытащить револьвер.

Факта и министры его кабинета, видя, что оказались на линии огня, между фашистами и коммунистами, поспешно удалились из Палаты, а председатель объявил дебаты отложенными. Во время перерыва другой депутат-фашист вытащил револьвер и направил его на Рапости, но один из помощников Факты вмешался и убедил его сдать оружие. Когда сессия возобновилась, председатель вновь дал слово Рапости для продолжения речи, но фашистские депутаты заглушили его криками. Шум продолжался более десяти минут, после чего Рапости сам отказался от выступления.

Британский посол сэр Рональд Грэм, наблюдавший за этой сценой с галереи для гостей, не только не был ею шокирован, но даже испытывал чувство симпатии к фашистам в их кампании против социалистов и коммунистов. Он доложил британскому министру иностранных дел маркизу Керзону, что «в Италии нарастает раздражение добропорядочных слоев общества против фашистов», так как «их крайности и забавы, от забивания насмерть социалистов дубинками до насильственного вливания касторки в горло целому совету коммунистов, пожалуй, следует назвать средством не физической чистки, а умственной». Но тем не менее он не сожалеет о том, что «из последнего кризиса фашисты вышли триумфаторами».

Глава 15 МАРШ НА РИМ

Фашисты провели марши на Феррару, Болонью, Равенну и Милан. После своих побед в период с 29 июля по 3 августа они начали задаваться вопросом, а не пойти ли им на Рим. Идея марша на Рим овладела всеми членами фашистского движения сверху донизу. Муссолини не был так в ней уверен. Армия остановила марш фашистов на Парму — не повторится ли подобное снова? Не остановят ли их марш на Рим? Когда фашисты шли на другие города, они выступали против социалистических городских советов. Однако если они пойдут маршем на Рим, это будет поход против правительства, возможно, даже против короля.

Муссолини было важно успокоить консерваторов, особенно руководство армии, доказать, что он не является противником короля. Поэтому ему следовало быть осторожным. Ведь республиканцы-мадзинисты, сыгравшие такую важную роль в интервенционистской кампании и входившие в число ардити (отважных), представляли собой важную часть фашистских сквадов. Им не понравится, если они узнают, что Муссолини отвергает республиканство, пытаясь завоевать симпатии монархистов-консерваторов.

12 августа в «Иль пополо д'Италия» было напечатано письмо нескольких армейских офицеров, в котором они выражали восхищение фашистами, борющимися против социалистов, но одновременно подчеркивали свою преданность короне. «Если фашисты пойдут против короны, мы отдадим приказ открыть огонь». Муссолини откликнулся на следующий же день в «Иль пополо д'Италия»: «Короне ничего не грозит, потому что она не поставила себя под угрозу. Фашисты не против короны, они за Великую Италию».

Еще дальше он пошел в своей речи, произнесенной в Удине 20 сентября, в которой напомнил, что фашизм при своем зарождении был движением республиканским, но политические формы не остаются неизменными. Фашисты выступают за национальное единство. Если монархия является символом этого национального единства, то фашисты не станут вступать с ней в конфликт. Во времена Рисорджименто две силы — монархия и революция — боролись бок о бок, чтобы сделать Италию великой. Муссолини продолжал ловко скакать на двух лошадях: респектабельном консерватизме и революционном фашизме. Пока его сквадристы предавались меч гам о марше на Рим, он в Риме участвовал в закулисных переговорах с политическими лидерами всех партий (с премьер-министром Факта, с Нитти, с Джолитти) относительно возможности заключения политической сделки, которая позволит ему и фашистам занять государственные посты в коалиционном правительстве. Однако его влияние как лидера парламентской фракции, занимавшей только 38 мест в Палате, не шло ни в какое сравнение с влиянием лидера партии, члены которой идут маршем на Рим. Он должен был любой ценой сохранить за собой преданность фашистских сквадристов.