Мусорный прибой - [41]

Конечно же, Скотт понимал, что сделка выглядит слишком хорошей, чтобы это было правдой. В открытую дерутся только уличные хулиганы на ножах; настоящие убийцы скрывают свое оружие, добиваясь победы и не обагряя его кровью.

– Я слышал, что здесь подозреваемые часто умирают на допросах, а официальное вскрытие не дает никаких оснований для подозрений, – холодно сказал Скотт.

– Я готов к смерти с того момента, как ступил на землю Кремниевого Острова. И я не стану последним, – ответил юноша, бесстрашно глядя на него.

– Почему бы тебе просто не сказать мне, что вам нужно? – спросил Скотт. Он вдруг очень устал от этой игры. Слишком долго носил костюмы, слишком часто менял роли, уже стал забывать, каков он сам, когда роль не играет.

– Позвольте мне позвонить по телефону, и мой босс лично пообщается с вами. Здесь нечисто.

Чисто. Это слово было для Скотта почти как аллерген, и он оглушительно расхохотался. Юноша тщетно пытался испепелить его взглядом и заставить замолчать. В этом мире нет ничего чистого.

– Мы все сделаем чисто, – двусмысленно сказал Скотт. Встал и вышел из допросной. Камера в углу потолка продолжала снимать крохотную фигурку арестованного. Линзы объектива искажали изображение, и казалось, что он стал напоминать раздавленного таракана, раскинувшего в стороны лапки по мере того, как они расслабились.

Заходящее солнце окрасило горизонт кроваво‐красным светом.

Лицо старшего походило на горящую книгу, будто оставшиеся после стольких лет в целости страницы скручивались в пламени, превращаясь в пепел. Сквозь свои опущенные веки он видел все; несмотря на молчание, он звучал громче, чем бронзовый колокол.

Кайцзун хорошо понимал, что перед ним не просто старик на закате своих дней. Искорки в глазах были результатом работы новейшей модели контактных линз дополненной реальности, неизвестен был лишь уровень доступа, который они обеспечивали. Здесь, с ограниченной скоростью передачи данных, такой старик был ужасающим персонажем, казалось, что он в любой момент может сорвать грим и превратиться в хладнокровного воителя.

Однако старший улыбнулся и покачал головой.

– Я знаю, что вы были на Пляже Созерцания Прибоя, – тихо сказал он. – Это нехорошее место.

Нехорошее место. Простые слова, но у Кайцзуна упало сердце.

– Я слышал, что…

– Это правда, – перебил его старший. – Это называлось палирромантией.

С того места, где они находились, увидеть Пляж Созерцания Прибоя было невозможно. Над крышами домов, сливающимися, будто щитки панциря черепахи, виднелась лишь верхушка Павильона Созерцания Прибоя – и не заметишь, если не знать, куда смотреть. Солнце продолжало опускаться, и море начало терять свое золотисто-красное свечение, сначала у берега, а потом и дальше, до самого горизонта, будто расплавленный свинец, остывающий и сереющий. На поверхности появились тонкие волнообразные линии, будто узоры на экране осциллографа – скачущие, исчезающие и вновь появляющиеся, будто бесконечная нотная партитура, будто мелодия гравитации, длящаяся тысячелетиями.

Кайцзун слушал, как старший рассказывает ему об истории, не записанной ни в одной книге. И у него внезапно холодок по спине пошел. Это всего лишь ветер, подумал он. Умоляю, пусть это будет всего лишь ветер.

Рассказывают, что Павильон Созерцания Прибоя был выстроен по указу Хань Ю, заместителя министра юстиции во времена династии Тан. Хань Ю возражал против планов императора Сяньцзуна[15] установить во дворце алтарь со священной реликвией, пальцем Будды, внутри. В результате он был изгнан из круга придворных и понижен в должности, став наместником Чаочжоу. Посетив Кремниевый Остров – который тогда, конечно же, не назывался Кремниевым Островом, – Хань Ю приказал построить павильон. Рядом с павильоном когда-то возвышалась каменная стела с каллиграфической надписью высказывания Хань Ю. «Те, кто созерцает прибой, возможно, познают мир; те, кто придерживается милосердия и добродетели, возможно, обретут удачу». Позднее стела упала в море во время урагана.

Некоторые утверждали, что высказывание Хань Ю выражает его обиду на императора Сяньцзуна, но это результат недостаточного понимания истории. На самом деле эти строки относились к древнему обычаю уроженцев Кремниевого Острова, известному под названием палирромантии.

Палирромантия являлась гадательной техникой, корни которой глубоко скрыты в тумане прошедших веков. Предполагалось, что она появилась как обобщение мудрости, поколениями копившейся у рыбаков Кремниевого Острова. Подобно другим гадательным практикам, палирромантия интерпретировала состояние, местоположение и траекторию движения обломков и иных предметов, приносимых к берегу прибоем и приливами, с целью предсказания будущего. Однако если иные гадательные практики обычно имели дело с неживыми объектами – ветками, панцирями черепах, костями животных, кучками песка, монетами и бамбуковыми палочками, палирромантия использовала живые объекты.

Древние обитатели Кремниевого Острова верили, что живые существа, когда они тонут в морских волнах, обретают связь с миром духов и становятся особенно чувствительными и восприимчивыми к посланиям из будущего, оборачиваясь тем самым могучим орудием в руках гадающего, позволяющим более точно узреть картины грядущего.