Мусорная корзина для Алмазной сутры - [14]

Поставнины очень редко выходили из дома. Тетя Шура собирала на макушке седые волосы в пучок, носила шапку с отворотами, закрывающими уши, какую-то длинную рубаху по щиколотку и галоши на босу ногу.

Все думали, что она сумасшедшая, в такой тетя Шура жила грязи.

Она ходила по помойкам, набирала старую обувь, пустые банки, половики, разную дохлятину и сжигала все это на костре. Отвратительный запах сжигаемого мусора распространялся в поселке Старых Большевиков. Жители страдали от этой вони, писали жалобы в поссовет и всячески хотели выжить ее из поселка.

Только мой дед Степан не давал тетю Шуру в обиду, разъясняя всем и каждому, что тетя Шура Поставнина — не сумасшедшая, а великий аскет, причем очень высокого уровня, у которого покончено со всеми жизненными правилами.

— Это высочайшая дисциплина без какой-либо внешней дисциплины вообще! — заявил Степан на собрании в поссовете. — Для йога этой ступени нет никаких правил, касающихся еды, сна, чистоты, для них нет разницы между водой в грязной канаве и священной водой из Москва-реки, между чисто вегетарианской пищей и разложившейся плотью мертвых животных. Они находятся за пределами понятий «добра» и «зла» и даже могут съесть свои испражнения.

Спустя пару дней после собрания, будто в подтверждение слов Степана, тетя Шура нашла дохлую собаку и бросила ее тушу в свой костер. Тогда все недовольные ее поведением собрались вокруг костра, взяли палки, стали разбрасывать мусор и требовать, чтобы она прекратила свой шабаш.

В ответ тетя Шура вытащила из костра тушу мертвой собаки и стала ее есть.

Нескольких человек вырвало, и они убежали прочь. Однако другие, настроенные более решительно, остались на месте.

Неожиданно тетя Шура встала и протянула ногу дохлой собаки Матильде, которая с авоськой отправилась в булочную и совершенно случайно проходила мимо. Не думая, Матильда приняла эту ногу, а тетя Шура убежала. Народ молча наблюдал за происходящим. Когда тетя Шура скрылась из виду, все увидели, что нога дохлой собаки превратилась в изюм и миндаль. Тут ее соседям стало понятно, что тетя Шура и в самом деле величайшая святая.

Кроме того, она исцеляла больных.

Где бы она ни появлялась, люди сразу начинали следовать за ней, ибо ее внутренняя чистота и сверхъестественные силы все вокруг наполняли жизнью и свежестью, хотя она вела прежний, полностью антисанитарный образ жизни.

Когда люди собирались вокруг тети Шуры, сразу начинались песнопения, пели «Вихри враждебные», «Каховку», «Прощание славянки», разные другие революционные песни, а затем возвращались домой, наполненные счастьем и спокойствием.

Когда она умерла, жители поселка Старых Большевиков нашли ее сидящей в глубоком самадхи на речных камнях у самого берега. Душа тети Шуры безмолвно исчезла в сверкающей безмятежности полудня, вернувшись в Чистую Землю, где ее верно ждал дядя Ваня Поставнин.

А что стало с Таней и Алешей — никто не знает. Со временем они вообще прекратили выходить из дома. Розы в саду завяли. Вечерами оконный свет еще пробивался сквозь заросли дикого винограда, а потом и вовсе погас. То ли лампочка перегорела, то ли густо пошел за окнами расти хмель и плющ, короче, дом этих двух отшельников так и зарос тропическими лианами, а также бушующей подмосковными вёснами сиренью.

32. А вот вам еще одна интересная новелла о неожиданном просветлении, события которой начали разворачиваться прямо перед Великой Отечественной войной. Тогда подобные черные «воронки» черными ночами подъезжали не только к дверям таких отвязанных личностей, обучавших своих сограждан буддизму Чистой Земли, как мой дедушка Степан Гудков, но и к самым обычным, ничем не примечательным жителям Подмосковья.

Тут перед вашими глазами пройдут несколько почтенных и уважаемых фигур, не состоявших со мною в кровном родстве, однако они были близкими соседями Степана и Матильды Ивановны по даче в Кратово, поэтому нити судеб этих людей сами собой вплетаются в узор моего повествования.

Итак, по соседству с Матильдой и Степаном в поселке Старых Большевиков жили мама и дочка. Фамилия у них Бронштейн.

И вот эту маму — Сару Наумовну Бронштейн — однажды вдруг арестовывают и отправляют в лагерь для политзаключенных. Что такое? Оказывается, бедную Сару Наумовну заподозрили в очень нехорошем обстоятельстве, а именно, что она — близкая родственница оппозиционера и самого главного троцкиста Льва Борисовича Троцкого, чья настоящая фамилия, как выяснилось, была Бронштейн.

А к этой Саре Наумовне Троцкий вообще никакого отношения не имел! Тем более, к тому времени бедный Лев Давидович, скрывавшийся от Иосифа Виссарионовича то ли в Мексике, то ли в Бразилии, был уже, кажется, по заданию нашего советского правительства убит человеком, который долгое время втирался к нему в доверие, приходил в гости, пил чай с вареньем, делал вид, что хочет поучиться у Льва Давидовича уму-разуму, почерпнуть его энциклопедических знаний. И такой он был вежливый, обаятельный, со всей открытой душой, что жутко недоверчивый Троцкий, подозревавший, кстати, о возможности покушения, совершенно утратил бдительность, и всем сердцем привязался к этому симпатичному юноше, прямо даже не знал — куда его посадить и чем угостить.