Мускат - [17]

Шрифт
Интервал

Габриэль Анхелико никогда не ступал за пределы окружающих гор. Он знал, что страна, где он живет, протяженна и велика, а мир за нею еще больше, но ему никогда не приходило на ум, что он и сам мог бы путешествовать по этим просторам. Поэтому порой случалось, что душевное беспокойство одолевало его до такой степени, что он часами просиживал у окна, глядя на горы, воображая себе то, что скрыто за их стеной. С этого началось его писательство. Собственный мирок казался ему слишком скучным, чтобы послужить материалом для литературного произведения. Вот он и занялся тем, что стал изучать по книгам чуждую для него действительность. А затем начал писать, заполняя страницу за страницей рассказами об островах и кораблях, коралловых рифах и долинах с маковыми полями, о пустынях и о морях. Он так свыкся в мечтах с этими воображаемыми путешествиями, что скоро поверил, будто знает мир лучше, чем кто-либо другой. Когда мать наконец разрешила ему совершить восхождение на самую высокую из соседних гор и он очутился на высоте пяти тысяч метров над уровнем моря, он был уверен, что увидит оттуда океан, о котором столько всего говорят люди. Но ничего, кроме гор, Габриэль Анхелико не увидел оттуда. Со всех сторон высились горы, такие громадные и разнообразные, каких ему еще никогда не доводилось видеть. Горы были прекрасны, но снова одни лишь горы, и ничего другого. Поникший, он спустился со своих иллюзорных высот и начал писать главный труд своей жизни, оставаясь на почве действительности, ограниченной горной тесниной, в которой пребывал.

Габриэль Анхелико всегда верил в Господа Бога. Сначала он верил, так как не видел причины, почему бы не верить. Обыденная жизнь была полна невероятных вещей, и, несмотря на то что в большинстве случаев молитвы Флорентины Альбы оставались без ответа, Габриэль Анхелико сам видел, как Бог по Своему изволению творит чудеса. Тогда-то он впервые обнаружил, что сердце у него находится не там, где ему положено быть, и понял, что и сам он такое же чудо Господне. В свое первое посещение доктора он сидел на кожаном кресле, не доставая ногами до пола, а доктор говорил, какая это, мол, редкость — родиться с организмом, где все расположено наоборот. Габриэль Анхелико долго раздумывал над тем, почему Господь Бог устроил его так, а не иначе, не особенно полагаясь на то, что его сердце может служить как следует. Эти сомнения ему так и не удалось до конца преодолеть, но он утешился мыслью, что раз уж Господь оставил его жить с расположенным наоборот сердцем, то, наверное, когда дойдет до дела, это сердце сумеет и полюбить. Тридцать долгих лет Габриэль Анхелико дожидался, когда случится эта любовь. То теплое и доброе чувство, которое он испытывал к матери и сестре, рождалось, насколько он мог судить, где-то в другом месте; пока что ему еще ни разу не довелось испытать того неодолимого чувства, о котором писали великие романтики. Но Габриэль Анхелико был терпеливым человеком. Он верил в судьбу, в то, что два человека могут быть так созданы друг для друга, что без своей половинки ни тому, ни другому не достичь совершенного счастья. Так непременно должно быть и с ним. Он не родился под счастливой звездой. Напротив, он родился при ударе молнии. И вот уже тридцать лет он ждет, когда любовь наконец поразит его с такой же невиданной мощью.


Клара Йоргенсен стояла, скрестив ноги, перед домом Габриэля Анхелико на речном берегу. Она остановилась, не доходя нескольких сотен метров, и разглядывала оттуда покосившееся строение, словно пригнувшееся перед нависшими над ним горами. Со стен кое-где осыпалась штукатурка, а крыша, спрятанная под навесом оливковых ветвей, казалось, вот-вот готова была провалиться. Дверь стояла открытая, но внутри ничего было не разглядеть. Солнце всюду раскидало тени. Простояв так, может быть, с полчаса, она почувствовала, что руки у нее закоченели от страха, а ноги заныли. Она стояла, не шелохнувшись, хотя, прежде чем Габриэль Анхелико показался на крыльце и заметил ее, прошла, должно быть, не одна вечность. Окутанная облаком предвечерней пыли, она была там почти невидима, и Габриэль Анхелико даже подумал, что так, наверное, выглядят привидения. На миг оба застыли на месте, разглядывая друг друга. Затем Габриэль Анхелико сунул руки в карманы и зашагал ей навстречу.

Подойдя к ней, он остановился, а она без слов протянула ему книжку. Он принял ее своими тонкими пальцами и засунул себе под мышку. Потупясь, Клара Йоргенсен почесала носком туфли другую ногу. Габриэль Анхелико не знал, куда девать глаза. Ему хотелось сказать что-нибудь значительное, о вечности и о любви человека к человеку, о судьбе, о непредсказуемости жизни. Вместо этого он спросил:

— Хочешь чего-нибудь попить?

Она вопросительно взглянула в сторону покосившихся кресел в тени оливкового дерева.

— Может быть.

Габриэль Анхелико не понял, значит ли это «да» или «нет», поэтому подождал, пока она не направилась в сторону дома. Тогда он двинулся за ней следом. Не говоря больше ни слова, она села на одно из плетеных кресел на крыльце и осторожно вытянула ноги.


Еще от автора Кристин Валла
Туристы

«Туристы» – роман о перекрещивающихся судьбах трех молодых европейцев: испанец Себастьян становится удачливым папараццо и преследует по всему Лондону принцессу Диану; англичанин Гаррет мечтает о карьере оперного тенора и действительно приобретает громкую известность, но самого неожиданного толка; а норвежка Юлианна, которую мутит, стоит ей сесть в машину, разъезжает по миру, обновляя путеводители, написанные ее отцом.


Рекомендуем почитать
Полёт фантазии, фантазии в полёте

Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».


О горах да около

Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…


Красное внутри

Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.


Любовник № 1, или Путешествие во Францию

Юный американец, бесконечно влюбленный в живопись импрессионистов, во французскую культуру конца XIX века, отправляется в путешествие по Франции — от Гавра до Парижа, от телестудий до средневекового аббатства, от модных столичных вечеринок до издательств. Однако повсюду он сталкивается с очевидным фактом: Франции художников и поэтов больше не существует, гамбургеры, комиксы, эстрада и прочие продукты американской цивилизации заполонили умы даже самых образованных обитателей страны. А как же любовь? Уцелела ли она среди ценностей новой эры? — таким вопросом задаются персонажи этой забавной истории.


Последний предел

Два новейших романа одного из самых ярких авторов немецкоязычной «новой волны» Даниэля Кельмана, автора знаменитой книги «Время Малера», — философский триллер «Последний предел» и искусствоведческая трагикомедия «Я и Каминский», один из главных немецких бестселлеров 2003 года.