Мушкетер - [19]

Акимов молча кивнул, сдерживая рвотные позывы.

— Вот так оно тут и бывает, — мужественным голосом подытожил Пончик, однако никто не улыбнулся.

Олег спешился и передал ему поводья. Шурик без разговоров принял их и повёл коня за карету, привязывать к запяткам.

— Что, не удалось? — спросил Сухов у лорда.

Монтегю сидел сжавшись в углу кареты, напряжённый и злой.

— Не получилось, виконт, — криво усмехнулся он. — Но не грешите на меня, я ни сном ни духом. Полагаю, это была инициатива Гербьера.

— Бальтазара Жербье?

— Его самого. Он художник[41] и личный посланник герцога Бэкингема.

— Да и чёрт с ним! — буркнул Быков, яростно отряхиваясь. — Попадётся он нам ещё, легко не отделается.

— А откуда ты знаешь, что его зовут Жербье? — поинтересовался Пончик на русском языке. — Угу…

— Читал, — усмехнулся Сухов. — Это Жербье передал алмазные подвески королевы, «томящейся нежно», герцогу. В позапрошлом году.

— Да ты что?! — воскликнул Акимов, малость отходя от пережитого. — Шикарно…

— А ты думал? — хмыкнул Шурик с таким видом, словно сам провернул всю интригу с подвесками.

— Поехали, — сказал Олег, влезая на место кучера.

Оставляя мёртвые тела воронам и ворам, экипаж покатился к Парижу.

Глава 4, в которой Олег соображает, стоит ли Париж мессы

В столицу королевства карета въехала через ворота Сент-Антуан. Сводчатые ворота были фланкированы двумя башнями, но по сравнению с крепостью, смыкавшейся с городской стеной, выглядели вежи несерьёзно.

Фортеция звалась Бастилией и смотрелась настоящей твердыней, суровой, но не слишком мрачной. Поражали высокие стены цитадели, дотягивавшиеся почти до верха восьми круглых башен — Угловой, Часовенной, Казённой, Графской, Бертодьер, Базиньер, Колодезной и башни Свободы. Мало того, крепость была окружена ещё одной стеною, а через глубокий ров перекидывался висячий мост.

— Шикарно!.. — выдохнул Акимов. — Надо же, настоящая Бастилия! Взяли, придурки, разрушили. Зачем? Была бы, конечно же, такая достопримечательность…

— Революция — это массовое сумасшествие, — назидательно сказал Пончик. — Угу…

Лорд Уолтер с любопытством посматривал на них, не понимая варварского наречия московитов.

— Всё-таки XVII столетие чувствуется, — со знанием дела заявил Виктор, — никакого тебе Средневековья. Даже жалко…

Сухов усмехнулся. В самом деле, улица Сент-Антуан даже близко не походила на памятные ему «городские артерии», кривые и загаженные.

Сент-Антуан была самой красивой улицей Парижа и самой широкой, недаром здесь селилась знать. Особняки тутошние выглядели типовыми — одни и те же глухие ворота под аркой, ведущие в большой мощёный двор, где можно было разъехаться на каретах, невысокое крыльцо двухэтажного здания, выстроенного подковой, серая островерхая крыша со слуховыми окнами, покрытая шифером или черепицей, вся утыканная трубами.

Ещё был непременный маленький садик с французскими клумбами и аккуратно подстриженными кустами жасмина. Парадиз для индивидуального пользования.

— Яр! — крикнул Олег. — Это самое… Сворачивай к Сене!

— Зачем? — откликнулся Быков, занявший место возницы. — Там же узко. И воняет!

— Во-во! Покажем Витьке истинный Париж!

— А-а! Эт можно…

Ничего не понявший Монтегю нахмурился.

— Если вы не хотите показываться на глаза соглядатаям, — заметил он, — то сворачивать в кварталы буржуа нелогично, богатой карете там не затеряться.

— У меня свои резоны, — ухмыльнулся Сухов.

В самом деле, сию минуту его не занимали никакие деловые соображения — это было блаженное время передышки, приуготовлений к тому моменту, когда настанет черёд быстрых решений, проворных действий, зачастую на опережение противника. А пока что можно было и полениться.

Даже поимка английского шпиона и передача его кардиналу не слишком занимали его мысли — думать и выбирать нужно будет потом, не сейчас. Истекали последние минуты жизни свободной, когда ты ещё ни во что не вовлечён и принадлежишь только самому себе. Скоро, скоро начнётся борьба, какие-нибудь интриги, погони, дуэли.

Без этого не обойтись, если хочешь хоть чего-то добиться. Спокойная жизнь — это прозябание на обочине. Никакого риска, никаких тревог, зато нищета тебе обеспечена — и тоска во взгляде, которым ты будешь провожать спешащих мимо, удачливых и успешных. Нет уж, лучше руку на эфес — и в бой!

— Смотри, Витёк, налево и направо, — сказал Олег.

Акимов смотрел — истово, вглядываясь во всё до рези в глазах. Его друзья быстро обвыклись в «прошедшем времени», даже Яр, который и года не прожил в Средних веках. А вот хронофизика буквально шатало от обилия впечатлений.

Виктор наслаждался тутошним воздухом, не содержавшим ни молекулы бензиновой гари, упивался здешним бургундским, полусухим нюи, поражался всему увиденному и услышанному, плохо спал, не в силах привести себя в равновесие, унять взбудораженные нервы.

А когда изнемогавший мозг ненадолго успокаивался, за дело принималась совесть — грызла и грызла, ежечасно напоминая, по чьей вине они все тут оказались, и мучая сомнениями, выберутся ли они из бездны времён, из тьмы веков?..

И всё равно окружающий мир был настолько интересен, влекущ, невероятен, что Виктор то и дело удивленно моргал глазами и покачивал головой.