Мурманский сундук - [19]

— Больше никаких следов.

— Они, видно, боролись, — сказал Николай. — Все вещи раскиданы.

— Возможно, — обронил Силуянов. — Но больше смахивает на то, что они что-то искали. В борьбе можно стул опрокинуть, стол, кресло сдвинуть, но нельзя же выбросить из ящика комода содержимое. — Он замолчал, весь уйдя в поиски дополнительных улик. Изредка бормотал: — Не курили, не пили…Так получилось или работали профессионалы?

— Вы думаете, их было много?

— Пока трудно сказать. В одиночку такие дела не совершаются. А кроме икон, может, ещё что-нибудь пропало? — обратился участковый к тётке Вере.

— Да и не знаю, родимый. Я бы и про иконы не вспомнила, если бы не Коля… Я как в тумане была…

Силуянов прошёл в комнату, где раньше висели иконы, встал на стул и стал осматривать божницу в углу. Провёл пальцем по полке, проверяя, пыльная ли она.

— И много икон у старика было? — спросил он, закончив осмотр.

— Я точно не знаю, — ответила тётка Вера. — Никогда не считала их. Стоят себе и стоят… Образ Казанской богоматери, Утоли мои печали, — она загибала пальцы на руке.

— Шесть икон было, — перебил её Николай.

— А вы откуда знаете? — спросил Силуянов, слезая со стула. В его голосе Николай уловил нотки подозрительности.

— Я каждую икону могу описать. Я художник, и Геронт как-то пригласил меня к себе на предмет изучения имевшихся у него икон, чтобы я определил, какая какую ценность имеет.

— И определили? — заинтересованно спросил Силуянов.

— Ну я не большой спец в этом деле, но кое в чём разбираюсь. Иконы были не старинные, где-то конца прошлого века, написаны предположительно монахами какого-либо близлежащего монастыря. Правда, одна или две иконы, полагаю, были работы середины восемнадцатого века.

— А зачем ему понадобилось знать цену? Он что — хотел продать их?

— Он говорил, что дачник один шибко интересуется. Купить хочет. Геронт продавать не собирался, но цену знать хотел.

— Дачник, значит?

— Он сказал, что дачник.

— А как фамилия дачника, где живёт — не говорил?

— Не говорил, а я и не спрашивал.

— Вот это зря.

— Мог ли я предполагать, что это пригодится.

— Может, хоть имя дачника называл, отчество — Степаныч, Петрович?

— Не называл. Не помню.

— А давно это было?

— Да недавно. Сейчас точно вспомню. Я у него раза три был. Месяца не прошло, как приходил в последний раз.

— И с тех пор больше, значит, не виделись?

— Почему же. Совсем недавно он ко мне заходил?

— Зачем?

— Из лесу шёл, по пути заглянул, спросил, когда в город поеду, чтоб захватил его. — Николай не стал говорить про икону, которую Геронт отдал ему на реставрацию, посчитав, что это к делу не относится.

— А зачем он в город собирался, не сказал?

— Я не спрашивал. Наверно, по хозяйским делам, купить что-нибудь.

— Вы с покойным были хорошо знакомы?

— Я его с малолетства знаю. Дед мой хорошо его знал, он у меня председателем первого в здешних местах колхоза работал. Встречались мы довольно часто — соседи всё-таки. Подвозил его несколько раз в город, из города. Вот и всё.

— Ну как, не вспомнили, может, ещё что-то взято из вещей? — обернулся Силуянов к тётке Вере, которая стояла, не слушая разговора, а соображая что-то в уме.

— Не припомню, — пожала она плечами. — Не знаю, что и сказать. Вроде крупные вещи на месте, а о мелочах я и сама не знаю. Вот скатертью стол у него в передней был покрыт, её нету. А об остальном надо бы дочку его спросить. Уж она-то должна знать.

— В скатерть они могли иконы завернуть, — предположил Николай.

— А у вас иконы в доме есть? — спросил Силуянов тётку Веру.

— Есть. Как же не быть! Хотите посмотреть?

— Да нет, не надо, — задумчиво проговорил Силуянов. — Это я так, к слову… Значит, вчера вечером он ещё был жив?

— Что ж вы не верите мне? Я заходила…

— Помню, помню, — машинально ответил Силуянов, думая о чём-то другом. — Давайте дорогу осмотрим, — сказал он, подходя к двери, ведущей в сени. — Может, там чего обнаружим.

Сойдя с крыльца, он принялся рассматривать землю около палисадника, дорогу, ведущую за хутор. По ней редко ездили машины, пешеходов было немного, и она потихоньку зарастала курчавым спорышем да жирным подорожником. В этой растительности трудно было что-либо заметить. Но Силуянов заметил.

— Вот здесь влажная почва и на ней отпечатались следы колес наших машин. К убитому никто в последние дни не заезжал, не приходил? — обратился он к тётке Вере.

— Да кому мы нужны! Кто к нам… Хотя, что это я, старая. Был, был один. Как раз три дня назад. Грибник. Высокий, в брезентовом плаще с башлыком.

— Точно грибник?

— Да что я, корзины что ли не видала.

— В дом заходил?

— Заходил. Да к нам грибники или, если кто по ягоды, за клюквой, морошкой на болота идут, заходят. Кто дорогу спросить, если заблудился, водицы испить, молочка попросить…

— Долго этот грибник у Геронта пробыл?

— Долго. Полчаса это точно.

— Как он выглядел, не запомнили? Ну кроме того, что он высокий. Старый, молодой?

— Да откуда мне знать! Я лица не видела. Со спины смотрела, лицо-то башлыком закутано… Сапоги резиновые, видать, нога здоровенная. По всему средних лет, не молодой, но и не старик, грузный такой…

— Может, этот грибник был на машине?