Мурка - [17]

Жорж: — Для интересу сообщу: — натура у него шакалья. Был я на кладбище. Какая могила? О чем говорить? Бедный папа! Тихий аптекарь, снабжавший мятными леденцами всю детвору в округе. Не был он контрой и идейным противником не был, его застрелили просто так — за котиковый воротник и очки. Черный от крови снег — всегда буду видеть его в страшном сне, хотя даже не знал там, в Москве… Не знал, что уже сирота.

Ой, как же мне хочется прожить жизнь самого добренького, жирненького отца семейства. Баловать свою Сарочку, кушать на праздники рыбу–фиш, учить детишек играть «Лебединое озеро». И что бы вокруг — ни одного коммуниста! Разве так плохо жить, скажи мне, Саша?

Алекс: — Так надо жить. И так будет, дружище. Я обещаю. (растрогался, резко меняет тон) Что говорят на Привозе?

Жорж: — А что там могут говорит? Молчат как всегда. Не поверишь, Шура — гробовая тишина.

Алекс: — Полевицкая начинает в Одессе гастроль.

Жорж: — Ой, кто ж здесь верит таким смешным слухам?

Алексподводит Жору к окну: — Видишь? Вон там! Прямо на заборе.

Жорж: — Что–то написано. Очень мелко. Первая буква…Х — это точно!

Алекс: — Не тем интересуешься. Афиша в два аршина. «Шикарный банкет в «Красной»! Чествовать Марию Полевицкую соберутся лучшие люди города…»

Жорж: — И еще три слова зеленой краской по доске. Все читать?

Алексотчаянно: — Не читать, не слышать! Но если бы я даже оглох и ослеп, я не сумел бы выбросить ее из моего мозга, тела…Из моего помешательства, Жора!

Жорж: — Я ж не совсем отупел на своих гаммах. Я понял еще в Москве — маршрут через Одессу ты выбрал не случайно. Просто — как бином Ньютона.

Алекс: — Именно, бином! Бином этот хренов, черт подери! И никуда от него не деться. Хочу последний раз взглянуть на нее. Хочу понять. Что я для нее? Зачем все это случилось с нами? Кто она?

Жорж: — Ты имеешь в виду того гада, что донес на нас? Лешку и Панкевича пристрелили на наших глазах. Остальные едва унесли ноги. Нас предали, Саша, предали!

Алекс(хватая его за ворот): — Не она, слышишь! Не она!

Жорж: — Ты так уверен? Конечно, у тебя доказательства железные: Ах, она безумно любит меня! Ах, она клялась в верности до гроба! (смеется, Алекс отвешивает ему пощечину)

Алекс: — Она не могла знать о нашем собрании. И… Она не предатель.

Жорж: — А ты подумай хорошенько. Подумай. Всю историю с чекистом, которого Мария Николаевна, якобы, зашибла, заново в мозгах прокрути. Я крутил и так и этак. Вспух от напряжения. И что? Я — сомневаюсь! Не за свою шкуру, за дело наше трясусь.

Алекс: — Прости. (протягивает руку) Драться больше не буду. А ты, уж будь добр, Жора, помалкивай. Говори меньше, ладно? Сам разберусь. Сегодня же, на банкете.

Жорж (тяжко вздыхая): — Таки что я могу сказать тебе? Иди — разбирайся. Ты все равно не узнаешь всей правды. Женщины…это такая тонкая материя. Они не лгут, нет. Они — сама ложь. Букет фантазий. И хорошо, Саша, если в этом букете ты — не последний сорняк.

Алекс: — Мой пароход уходит в 23.00. В 21 я буду там. Вместе с «лучшими людьми города».

Жорж: — Ты — сумасшедший.

Алекс: — Я везучий. И знаешь — чертовски тянет потанцевать!

(Жорж играет на скрипке канкан или нечто бравурное)

СЦЕНА 7

Дача Марии на Шестнадцатой станции в пригороде Одессы.

Расходятся последние гости. Мария одна отдыхает в плетеной качалке.

Мария: — Все разошлись и сразу тишина обрушилась! Море шумит…

Море… Все спрашивает, спрашивает меня: «кто ты? зачем…» Не знаю. И не хочу знать. У самой куча вопросов: — Почему отступился Дерчинский? Ведь не убила я его, слегка ранила. А может — и не ранила вовсе — в газетах ни гу–гу. Выходит, поймал Перонова? Н–е–е-т! Уж тут подняли бы шум — мол, такого матерого вражину ликвидировали. Руки у товарищей коротки. А если Алекс не в тюрьме, на свободе ходит, значит, меня в предательницы зачислил. И мое письмо, что в том самом тайнике оставила, не получил. А если получил и не поверил? И встреча ему не нужна, и мои объяснения ни к чему… Не нужна… Не нужна… А все равно жду. Так и кажется: вдруг обернусь, а он за спиной стоит…

(Шорох, Мария оборачивается. В комнате Щеканов. Мария вздрагивает)

Щеканов: — Извините, Марья Николаевна, что без доклада. Решил сюрпризом свое явление оформить. Вижу, перестарался, испугал. (кладет на ее колени букет) Цветы — цветам. Позвольте представиться — Василий Фомич Щеканов, бизнесмен.

Мария: обомлев: — Да вы меня напугали, господин Щеканов! Что за тайные визиты к незнакомым дамам? Чем обязана такому с вашей стороны поведению?

Щеканов: — Только жару моей души! Только восторгу! Толкнувшему, так сказать, к мальчишескому легкомыслию. Поклонник ваш самый преданный. На все концерты хаживал, поверьте — плакал. Корзины с хризантемами присылал… Но нанести визит не рискнул. Решил, придет время, тогда…

Мария: — Пришло, значит? И как прикажете понимать? Может, у меня к вам дело какое–то было, а я запамятовала?

Щеканов: — Позвольте, присяду… И все толком разъясню. В Одессе я по нуждам бизнеса оказался, а тут вы — розан весенний — все афишные тумбы в цвету. Ну, как не повидаться, не побеседовать дружески — воспоминания лирические, то да се.

Мария: — Воспоминания? Не припомню. Присаживайтесь, раз уж беседа дружеская. Время у меня как раз для отдыха. Вечером банкет по случаю начала гастролей. Вот дышу морскими флюидами, цвет лица восстанавливаю. Разговор, думаю, здесь не помеха. Так какими судьбами в здешних местах оказались?