Мурка - [16]

Вениамин: — Значит, правду говорят, что тогда в театре она вас подсвечником чуть не до смерти огрела и с заговорщиком скрылась?

Яков: — «Огрела!» «До смерти!» Что за наивный народ — артисты! Дети! Поглядите на меня — разве такие погибают от руки нежной дамы? Разве певички уходят от ЧК? Скрылась бы она, если б мы не позволили ей уйти! Я лично этот побег прикрывал и убежище лесное в тайне от товарищей сохранял. Любовь, сами знаете — жестокая штука…Да вам ли объяснять!

Вениамин: — Хм… Вроде вы… того…ну, меня не по тому интересу ранее определяли. Как бы, не по дамской части.

Яков: — Уж простите соперника бывшего! Стать у вас изящная, манера одеваться франтоватая, бровки подбриты… вот и глумился насчет не стандартной, так сказать, ориентации. Ревновал, простите великодушно.

Вениамин: — А меня ваши насмешки и не задевали. Я всегда был выше нелепых сплетен. Мало ли чуши обыватели болтают.

Яков: — Не в обиде — и слава Богу! Тогда у меня просьба — вот записка. Передайте ее Маше сегодня же. Об одном молю: поторопитесь! Последствия могут быть страшные — готовится операция — Мария и ее друзья будут арестованы. Надо предотвратить трагедию. Только вы один… Как друг, как любящее сердце… (тайком смахивает слезу) Прощайте, берегите ее. На вас вся надежда. Не поминайте лихом запутавшегося чудака. (Уходит, оставив на скамейке изумленного Вениамина.)

Мальчишка беспризорник: — Дяденька добренький, дайте денежку! А то я вам в рожу плюну, а у меня сифилис.

Вениамин опасливо дает ему деньги, брезгливо отворачиваясь. Пацан корчит рож, плюет мимо и убегает.

СЦЕНА 6

Номер в захудалой одесской гостинице.

Алекс собирает солидный кофр, старательно складывает в него книги и вещи.

Жорж, завершая костюм одесского обывателя, оглядывает себя с тоской в зеркале.

Жорж: — Может, ради нашей бывшей дружбы, ты мне все же ответишь в последний раз, Саша? Таки «да» или таки «нет»?

Алекс: — Да! Да! Да! Я уезжаю один. Посылку беру с собой. Документы отличные, энергия бурлит. Ты остаешься в резерве. Глубокая консервация агента.

Жорж: — Он уезжает один! Без друга, без помощи, без поддержки! Разве он самый дурной в этом мире? Подумай, что будет с тобой, Саша? Когда ты работал без меня? Кто будет прикрывать это щуплое тело от пуль? Кто станет терпеть твой босяцкий юмор?

Алекс: — Завершу дела в Париже — и тут же вернусь. Не плачь, Аргентина, свидание с тобой откладывается до более удобного случая. Во–первых, я должен быть свободен вот от этого багажа. (примеривает на вес заполненный чемодан) — Ума ни приложу, какой идейный кретин везет за границу пароходом такие толмуды?

Жорж: — Ну почему, как какая–то дрянь — непременно толмуд? Написано же русскими буквами «Капитал»! И что смешно — обложка гениального труда Фридриха Маркса в самом деле вместила целое состояние… И кто подумает про него плохо?… Так мне послышалось, ты сказал «да»? В принципе — я готов. Где моя шерстяная пижама — на корабле сквозит.

Алекс: — Жора — вот соломенная шляпа. В Одессе жара. (надевает на него шляпу, вкладывает в руки скрипку в футляре, изображает одессита): — Доброго утречка, маэстро Камерзон! Так что вы говорите, мой Мойша опять забыл снять футляр на скрипке? Я ж говорила ребенку: дома играй в футляре — зачем зря портить дорогую вещь? Совсем другое дело, когда учитель просит послушать…

Жорж нелепо стоит в аккуратном сюртуке, со скрипкой в чехле и в соломенной шляпе. Всхлипывает.

Жорж: — Плачу от смеха… И что — похож я на скрипичного учителя?

Алекс: — Еще какого! Я б от такого сбежал. Въедливый тип, за каждый диез удавит. Поскольку на музыку молиться.

Жорж: — Эх, знал бы ты, на кого я молюсь. На таможенника. Что бы он багаж твой понежнее щупал. В туманной задумчивости влюбленного… Ведь кто мы с тобой, Саша на самом деле? Не бандюганы, не заурядные убийцы или какие–то там неудачливые фальшивомонетчики. Мы — матерые враги народа!

Алекс: — Ловко прятавшие гнусную рожу изменников социалистическому отечеству под милыми физиономиями ворюг и отщепенцев. (гордо) Враги! Это, между прочим, звучит гордо. Потому что, во–первых, кто народ?

Жора: — А потом — как вообще надо понимать весь этот шлы мазл, что называют советской властью?

Алекс (берет гитару, поет):

— Не спрашивай меня, как это получилось,

Откуда в зеленях прожорливый капкан.

Какя трынь–трава у дома поселилась,

В родник живой воды отравы влив дурман.

Жорж. — Что же случилось с нашею землею –

Иль сглазил кто, иль возложил обет?

Особый путь ее не осенен звездою,

Лишь где–то там, вдали едва маячит свет.

Алекс: — Что же случилось с матушкой–отчизной,

кто сердце вынул из ее груди -

Народа верный сын врагом народа признан,

Врагу народа крест за свой народ нести.

Жорж: — В пустыне нам не нравится погода.

На голом полюсе навязчив снежный цвет.

А дело в том, что мы скучаем без народа

Кому ж врагу вредить, когда народа нет?

Алекс: — Я был врагом уже тогда — когда голодал и помирал в подворотнях революционного отечества. А отечество морило голодом, истребляло миллионы таких как я. Я стал врагом осторожным и хитрым. Возмездие — вот сладкая цель. Сколько мы с тобой средств передали в Европу? Надеюсь, помогут завалить большевиков. Спасти Россию… Жаль тогда в театре товарища Жмакуса не прихлопнул — жестокий гад, на антисоветские заговоры, как лягавая натаскан. В 18 здесь, в Одессе кровь почем зря пускал.