Мурка - [15]

Вениамин: — Как это мерзко — передавать сплетни! Лучше я откушу себе язык. Ни слова больше. (со слезами) Вы… вы меня окончательно запутали!

Жорж: — Приехал, смахнул все пирожные и замолк? Объясните лучше, гражданин Пьеро, может, у вас нет совести?

Мария: — Передавайте, передавайте, сплетни, Веня, вас затем и доставили.

Вениамин: — Некоторые товарщи–актеры высказывают мнение, что вообще — вы — Мария Николаевна — не Мурка, а тайный агент ЧК! И вся операция по захвату врага проведена вами совместно с органами по предварительной договоренности! Бандит в кутузке, а вы — на заслуженном отдыхе. Бред! Как услышал — мне даже плохо стало! Я всячески опровергал! И даже словом не обмолвился про… Ну, что не раз встречал в ваших апартаментах этого чекиста… С идиотскими цветами и в лирическом настроении. Ни–ни! Ни малейшего намека. Я ж понимаю — конспирация.

Алексвыходит из дома, прихрамывая: — Добрый вечер, господа. Потянуло на огонек.

Мариязнакомит Вениамина и Жоржа с Алексом.: — Мой брат. Управляющий местного конного завода. Неудачно упал с лошади.

Алекс, (сбивая траву, пробует хлыст): — Извините, стал невольным свидетелем беседы. Так злоумышленник. Что устроил стрельбу в театре, все же захвачен?

Вениамин: — Натурально! Со всей бандой!

Алекс: — А мою сестру, как я понял, нагло оболгали. Нелепая фантазия: светлейшая Мария Полевицкая и какая–то темная лошадка — Сивка — Мурка! А вот насчет сотрудничества с ЧК спорить не стал бы… Не стал… Рыцари сыска притягательны для романтических дам. Полагаю, это даже как–то экзотично, заставляет трепетать — слежка, доносы, допросы. Ты ведь обожаешь тайны, Мари?

Мария, поднимаясь: — Прошу меня извинить. Голова разболелась. Пойду к себе.

Алекс: — В таком случае — мне тоже пора. Георгий, не подбросите до станции?

Вениамин: — А я, пожалуй, переночевал бы тут! Чудная река — купанье по утру среди лилий! Мэри, будьте доброй девочкой! Оставьте вашего Пьеро на сеновале — среди азалий. Я буду охранять ваш сон.

Жорж (отчаянно балагурит, заметив напряжение между Марией и Алексом.): — Что за игривые фантазии, щебетун? Я тебя привез, я и увезу. Доложил обстановку — и в тарантас. Меня в Москве братва ждет. Вы ж сами понимаете — ансамбль скрипачей «Виртуозы резни». Ой, мама! Какие погромы устраивали мои артисты! Клянусь — сплошные аншлаги!.. Молчу, молчу. Марии Николаевне отдохнуть пора.

Алекс, холоден, ироничен.

Алекс: — Забавные сплетни, верно, сестра? Сотрудничаешь с ОГПУ? Смешно! Ишь, как оно все аллюром пошло! Любовь с Дерчинским? Трижды смешно, но я чего–то не понял. У нас на конном заводе всегда ясно: кто с кем. И каковы последствия. Представьте, господа, такие умные животные, а совершенно не умеют лгать! Хоть убей. Прощай, Мария. Извини, заигрался тут, на свежем воздухе.

Мария: — Саша… (Он уходит, не обернувшись)

СЦЕНА 5

Сквер в Одессе у Приморского Бульвара. Щеголеватый Вениамин с тросточкой совершает променад. Его окликает помятого вида пожилой господин (изменивший внешность Яков):

Яков: — Вениамин Альфредович! Рад встрече! Одесса–мама! Волшебные воздуха! Чудный вечер! Воробьи в платанах подняли такой гвалт, словно осаждают последний пароход, покидающий захваченную большевиками Россию. Присядемте?

Вениаминошеломлен, торопится поправить: — Какой еще пароход? Мне лично веселое чириканье пташек напоминает коммунистический субботник в парке Народных гуляний Первого Совнаркома… Простите… кажется… (присматривается) — Яков Осипович!? Не признал… (садятся на скамейку)

Яков: — Экий все же у вас пронзительный голос! Контр–тенор? Редкость, дорогуша, редкость! Ставили, конечно, в Италии? Пиано, любезнейший, пиано. И не дергайтесь так. Да, я несколько переменился. Но ведь не для того, что бы народ на Приморском бульваре криком собирать. Увы, здесь у нас не сцена и, как вы поэтически изволили выражаться, — не «вакханалия маскарада»… Хотя… Ох, как же точно звучит сегодня ваше сакраментальная формулировочка — «вакханалия маскарада»… Как философски и трагически… Разве не лучшее определение мира, в котором мы живем? А вы — мастер политического гротеска! Надо признать — мастер!..

Вениамин, поднимаясь, дрожа и заикаясь от страха: — Д-должен откланяться, тороплюсь на не–не–не–отлож–ж–жную встречу.

Яков: — Похоже, я напугал вас. А что, собственно, произошло? Все тот же театр: смены декораций, ролей, властей. Давайте условимся — перед вами другой человек — Федор Ильич Лямкин — инженер. Да закройте вы рот — мошкары налетит, а вам, верно, в концерте петь. Не буду больше шокировать, скажу коротко — переменил образ мысли и намерен сменить образ жизни. Ведь мой батюшка, царствие ему небесное, потомственный гвардейский офицер. Сражался у Деникина. Я заплутал, было, в лабиринтах жестокой реальности, но вовремя изменил курс.

Вениамин: — Разве у вас там разрешается…Изменять?

Яков: — Помилуйте! Когда ж прощали измену — к стенке, дорогой мой. И без промедления. Результат, как понимаете, для меня нежелательный. Конспирации обучен, скрываюсь. Вы б меня ни за что не признали, кабы я сам не окликнул. А уж старым знакомым тем более на глаза не лезу. К тому же — через час меня уже не будет в городе, а может… Может и вообще… Впрочем, это к делу не относится. Просьбу к вам имею чрезвычайной важности… Не знаю уж, как подойти… Мы с вами соперничали — за сердце Марии Николаевны сражались. Было дело, не отпирайтесь. Не отступил бы я, ни за какие каврижки не отступил, и она ко мне симпатию имела… Только вон как жизнь распорядилась. Вряд ли придется нам с ней свидеться. Но оставить в беде… дорогую мне женщину не могу. Над Машей нависла большая опасность, а я своей, как изволили заметить, изменой, еще больше ее дело испортил. В нашей… организации знали о моей связи с Полевицкой и даже кое–кто считал, что я держу ее в осведомителях. Да и я б не возражал, только не шла Маша на компромисс с совестью, а совесть ее была не на моей стороне.