Муравей (фрагмент) - [6]

5. ЧЕТВЕРТАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

С возраста примерно девяти лет Наташа стала невыносимой "почемучкой", как дети четырех-пяти лет. Она задавала самые невероятные вопросы: почему небо синее: ведь воздух прозрачен? что заставляет кран соседей так гудеть: ведь вода не гудит, а плещется? будут ли евреи через сто лет?

"Если их даже не будет, так их опять сделают, - отвечал на последний вопрос ее отец. Папа даже рассказал маме анекдот на тему детей -"почемучек", который Наташа медленно извлекает из своей памяти.

"Приходит маленькая девочка к маме, - рассказывал отец, и спрашивает: " А бывают ангелы, которые не летают?.." - " А почему ты спрашиваешь? - интересуется мама. - " - " Да вот, папа как-то держал домработницу на коленях и говорил ей "ты мой ангелочек", но ведь она не летает!" - " Ну вот увидишь, говорит мама девочке, - завтра она у меня еще как полетит!"

Отъезд из Москвы странным образом повлиял на Наташу. Она стала все вопросы обращать к себе самой, вовнутрь себя. Она быстро успела сообразить, что в голове каждого человека, будь он черный, белый, желтый, красный, все устроено одинаково. У каждого имеется одна и та же сложная схема, отдельно от внешнего мира. Эта схема дана человеку от рождения, она существует у него еще в утробе матери. Познание внешнего мира достигается за счет наложения этой схемы на объекты реальности точно так же, как мы совмещаем контур на кальке с рисунком, с которого этот контур обведен. Поэтому самые дурацкие телероманы, самые бездарные шоу иногда имеют ошеломляющий успех: потому что на данном этапе общественного настроения они соответствуют определенным извилинам той прирожденной схемы-навигатора. Так люди видят в форме кривого сучка профиль хищной птицы, в линиях на асфальте - контуры континентов, в потеках краски - человеческую фигуру.

Она закрывает глаза и всматривается в свою внутреннюю оболочку. Когда она впервые стала тренировать себя, она видела только блики, полосы и точки света, которые после первой секунды яркости начинали бледнеть и угасать. Потом она научилась удерживать наиболее яркий блик. Не дать ему угаснуть, наоборот, делала его еще более ярким. Самое трудное было научиться разлагать белый, бледный след, оставленный предметами на сетчатке глаза, на сложную цветовую гамму. Она "обрабатывала" глыбу блика, меняла его форму, заставляла переливаться всеми цветами радуги, вычленяла невероятные формы и эффекты. Но это было только начало. Позже она стала видеть еще дальше. Оказалось, что эти первые инструментарии - только оболочки, за которыми начинались пугающе- реальные и ни на что не похожие образы. Выходило, что внутри ее, за закрытыми веками, есть какая-то дверца в другое пространство, куда больше ниоткуда не попадешь. Сначала ей надо было до боли всматриваться в полумрак закрытых глаз - после того, как ей надоело играть с формами бликов и разлагать цвета. Она чувствовала, что за этим полумраком что-то есть. И вот однажды она смогла увидеть еле различимое, но потрясающе выразительное, чье-то лицо. Когда лицо это вдруг повернулось и стало рассматривать ей (наверное, так же, как она, - всматриваясь в темноту), она вскрикнула от ужаса - и открыла глаза.