Муравечество - [211]

Меня беречь ты будешь,

Чтоб о тебе я пел.

Тебя звать буду Бетти,

И, Бетти, если хочешь,

Зови меня Эл.

Вся остальная песня не очень подходит, насколько я могу судить. В конце концов, муравья зовут Кальций, а не Эл и даже не Альций. Так или иначе, Бетти уходит, и Кальций (Эл?) одинок. Он читает. Он смотрит брейнио. Он глядит на звезды и дивится безмерности космоса. Он трудится в лаборатории, изобретая вечные двигатели и различные препараты в помощь человечеству — в смысле муравечеству.

У одного из изобретенных им препаратов есть необычное и неожиданное свойство. Он путешествует назад во времени. По крайней мере, так заподозрил Кальций, потому что обнаружил капсулу в отделе «Вторник» своей еженедельной таблеточницы, хотя изобрел ее только в среду. На следующий день таблетка лежит в отделе «Понедельник». «Как это может быть?» — гадает вслух Кальций. Раскрывает капсулу, чтобы изучить гранулы лекарства, но они мгновенно исчезают.

— В прошлое? — снова гадает он, тоже вслух.

Заглядывает в лаборатории в банку с таблетками, но обнаруживает, что и они пропали.

— В прошлое? — снова гадает он и снова вслух. — Что же я сделал? И вопрос важнее: что сделало с прошлым мое открытие, если вообще что-то сделало?

Вопрос Кальция заставляет зрителя переосмыслить весь фильм: чем путешествующий во времени препарат Кальция повлиял на прошлое? Обретают ли новый смысл некоторые самые запутанные эпизоды предшествующей киноистории? Или теряют смысл?! Или остаются по смыслу точно такими же?

— Не существую ли я сам в этом времени, — гадает Кальций (в этот раз молча, но в муравьином закадре), — только потому, что отправил назад это фармацевтическое создание? Прошлое, которое я создал, создало меня? Надо погрузиться в свои многочисленные дневники и графики, чтобы узнать, не найдется ли там что-нибудь о путешествующем обратно во времени химическом соединении.

Скоро Кальций находит в дневнике любопытную запись трехдневной давности:

«Странно, — писал он, — оказывается, кажется, будто может показаться, что среди моих друзей, других муравьев, началась слабая вспышка ранее неизвестной болезни: симптомы гриппа, легкая слабость. Не знаю, чем ее можно объяснить. Болезнь кажется незначительной. Возможно, стоит вернуться в лабораторию и поработать над лекарством, просто на случай, если в следующие дни их симптомы усугубятся».

Не поэтому ли он и разработал это самое лекарство, которое стало путешествующим во времени созданием? Ум заходит за разум, как мой, так и Кальция.

В дневниковой записи четырехдневной давности он натыкается на следующее: «Похоже, среди некоторых моих друзей началась вспышка болезни: ужасные симптомы гриппа, сильная тошнота, единичные летальные исходы. Я обязан приступить к созданию лекарства».

Днем ранее: «Что происходит? Ни с того ни с сего началась крупная вспышка ужасных, ужасных симптомов гриппа и чрезвычайно сильной тошноты, среди моих друзей множество смертей. Лекарство! Лекарство! Думай, Кальций, думай!»

Еще днем ранее: «Все мои друзья мертвы. Почему? Как? Что за кошмарная хворь их прибрала? Ах, если бы у меня было лекарство!»

И днем ранее: «Все мои друзья внезапно стали ожившими зомби! Я растерян. Изобрести ли лекарство? Но от чего? Можно ли исцелить зомбизм? Есть ли вообще слово „зомбизм“? Некогда проверять в словаре моего авторства! Они скоро нападут! У меня почти нет надежды!»

Днем ранее: «Мой особняк подпалили зомби, которыми внезапно, без предупреждения, стали все мои собратья-муравьи. Уже ничего не поделать. Перестраивать? К чему. Все пропало».

Как необычно, размышляет Кальций. Разрушение происходит задом наперед, забираясь в прошлое. Сегодня мой особняк на месте, вчера — разрушен. Что за новый ад я породил?

Он проверяет дневник девятидневной давности: «Весь мой город сожгла стая зомби-муравьев! Откуда они взялись? Все мои документы горят!»

После девятого дня записи обрываются. Он никогда не узнает.

Кальций плачет, потом что-то панически пишет на обратной стороне списка покупок. Мы слышим его мысли в закадре:

«Я не могу найти других записей. Мне никогда не узнать, что произошло. Возможно, я смогу изобрести для себя какое-то средство путешествия во времени, чтобы узнать, что воздушное бешенство (так я его назвал) поделает с миром в прошлом. Но подобное средство невозможно. Нельзя путешествовать назад во времени (если только ты не есть [было?] воздушное бешенство [возможно]). Путешествие во времени идет вразрез со всеми законами физики, а также законами трех штатов. Делать нечего, только продолжать жить и быть благодарным, что я не изобрел воздушное бешенство на следующей неделе, потому что иначе сегодняшний мир был бы совершенно иным, ужасным местом. И все же, продолжая жить, я не могу не задуматься о грядущем прошлом. Некое таинственное, вымершее философское создание однажды написало: „Понять жизнь можно, только оглядываясь назад, а прожить — только глядя вперед“. Как оказалось, это единственное наследие древнего рода, о котором нам более ничего не известно. Мы подозреваем (ну, я подозреваю), что у них были ручки. Что в прошлом станет с воздушным бешенством? Со временем оно