Муравечество - [213]
Многим куда хуже, чем вам!
Наслаждайтесь «Слэмми»!
Не пляшите под чужую дудку!
Впечатлите остальных!
Не забывайте купить бургер «Слэмми»!
Остальные хотят вас обмануть!
Смотрите, какая она милая!
Смотрите, какой он красивый!
Смотрите, какие они успешные!
Быстро слушайте эту песню: «Пещера прекрасна, здесь любовь в полумраке / будь начеку и не болей раком / Помни о…»
Ешьте в «Слэмми»!
Пляшите!
Попробуйте этот наркотик!
Не употребляйте наркотики!
Религия — это ложь!
Те, кто не с вами, пытаются вас уничтожить!
М-м-м-м! Попробуйте!
Ты урод!
Смотрите этот брейнио!
Ого, вон тот паренек явно вундеркинд, а вот вы им в детстве не были!
Что, сейчас расплачешься?
Смотрите, какая миленькая собачка!
Над вами все смеются!
Натиск прекращается. Пространство вокруг меня заполнено Транками, словами, Розенбергами, дымом и дурацкими бессмысленными идеями и рецензиями: все рецензируется, анализируется, ненавидится, любится, сблевывается нам же обратно в бесконечных итерациях, множится, копируется, повторяется, повторяет закономерности, отдается эхом, но хотя бы голос в голове утихомирился настолько, что я могу вернуться к воспоминанию о фильме Инго.
В меня кто-то врезается. Иисусе. Это Иисусе? В дыму ничего не разберешь, но в меня кто-то врезался с разбегу, и ощущение такое, как, могу представить, если в тебя с разбегу врежется Иисус. Это даже приятно. Сострадательный удар. Кто-то или что-то с бородой и длинными волосами. Конечно, кто знает, как выглядел исторический Иисус и был ли вообще исторический Иисус. У нас, конечно, есть его упоминание в текстах современника Иосифа, но там мало что рассказывается о так называемом Иисусе. И все же с этим толчком я чувствую спокойствие, мгновенное блаженство. Присоединись к нам, взмолился бы он, как представляю себе я, а я бы фыркнул в ответ.
Черная шерсть, вот о чем хочется у него спросить: это так у него получается настолько густой дым?
Пытаюсь спросить, но его уже нет. Однако душевный покой все же остается. Я с радостью любуюсь черной колыхающейся смрадной красотой, надсадным кашлем, оглушительной симфонией перхоты и криков. Так черная шерсть или нет? Неважно; это красиво. Вспоминается стих «Пьяница смотрит на чертополох» великого шотландского модерниста Хью Макдиармида, а именно строфа:
Не это ли самое столкновение сейчас пережил я? Возможно, это — каждое столкновение на свете? Каждое столкновение — то столкновение, которое в каком-то смысле приводит к появлению так называемой частицы Бога?
Глава 81
Здесь, в пещере, я пытаюсь укрыться от вечно бушующей битвы. Почти невозможно сосредоточиться на воспоминаниях о Кальции, когда вокруг взрывы, кошмарные вопли и скрежет зубовный. В мыслях появляется мой начальник, редактор «Газеты „Слэмми“», зависнув в воздухе с сигарой в зубах, и приказывает возвращаться на поле боя, писать военные репортажи. Кажется, я никогда не видел его во плоти, только в мозгу. Не уверен, что он вообще существует во плоти. В этом смысле он очень похож на исторического Иисуса. И все же он ужасает — со своими резинками для рукавов и зеленым козырьком.
— Розенберг, какого черта ты тут расселся, как бурдюк с говном?
— Простите, шеф. Просто задумался об одном фильме.
— Ну так поднимай свою чертову жопу! Там война вовсю, сынок! Хочешь, чтобы нас обошла «Труба Транков»?
— Нет, сэр. Я просто…
— Что-то не помню, чтобы просил твоих бабских оправданий! Мир должен знать, что происходит!
— Ладно, шеф. Простите.
Редактор возвращается в кабинет, тоже у меня в мыслях, и хлопает мысленной дверью. Снаружи кабинета на мысленный пол с грохотом падает фотография в рамочке, на которой Трумэн держит газету о том, что его победил Дьюи[203]. Повсюду мысленное битое стекло.
— Я еще вернусь, — шепчу я своему воспоминанию о Кальции и отправляюсь на фронт.
Когда до добираюсь до фронта, на нем без перемен. Замечаю солдата, который сидит, привалившись спиной к сталагмиту, покуривает и глядит на созвездие Близнеца Поллукса, созданное из пробуренных дыр в потолке пещеры.
— Здравствуй, солдат, — говорю я.
— И вам не хворать, мистер.
— Как сегодня бои?
— Тяжелые. Потерял пять товарищей из своего отряда. Но я не унываю. Они умерли за страну, которую любят.
— А за какую страну воюешь, солдат? Не могу понять по твоему французскому кепи.
— «Слэмми», — говорит он. — Стопроцентная говядина — стопроцентный патриот!
— Хочешь передать что-нибудь любимым на родину, солдат?
— Я люблю тебя, Мэри Лу. Скоро я к тебе вернусь и…
Ему сносит голову, а я инстинктивно запрыгиваю за сталагмит. Я трясусь, паникую и не помню имени его возлюбленной. Это особенно неприятно потому, что из-за его смерти цитата была бы отличным завершением статьи. Никто бы в пещере не сдержал слез. Почти уверен, он сказал Мэрилин. Это правда не захочется перепутать, потому что может вызвать неприятные чувства, если его девушка (жена, дочь, парень, тон) подумает, будто его последние слова были о ком-то другом. Но я практически уверен, что он сказал «Мадлен», и так и напишу. Мысленно бросаю статью и фотографию солдата (до взрыва головы, конечно же!) на стол редактора. Он поднимает, смотрит.
Эта странная, на грани безумия, история, рассказанная современной нидерландской писательницей Мариет Мейстер (р. 1958), есть, в сущности, не что иное, как трогательная и щемящая повесть о первой любви.
У берегов Норвегии лежит маленький безымянный остров, который едва разглядишь на карте. На всем острове только и есть, что маяк да скромный домик смотрителя. Молодой Арне Бьёрнебу по прозвищу Немой выбрал для себя такую жизнь, простую и уединенную. Иссеченный шрамами, замкнутый, он и сам похож на этот каменистый остров, не пожелавший быть частью материка. Но однажды лодка с «большой земли» привозит сюда девушку… Так начинается семейная сага длиной в два века, похожая на «Сто лет одиночества» с нордическим колоритом. Остров накладывает свой отпечаток на каждого в роду Бьёрнебу – неважно, ищут ли они свою судьбу в большом мире или им по душе нелегкий труд смотрителя маяка.
В этом романе рассказывается о жизни двух семей из Северной Каролины на протяжении более двадцати лет. Одна из героинь — мать-одиночка, другая растит троих дочерей и вынуждена ради их благополучия уйти от ненадежного, но любимого мужа к надежному, но нелюбимому. Детей мы видим сначала маленькими, потом — школьниками, которые на себе испытывают трудности, подстерегающие цветных детей в старшей школе, где основная масса учащихся — белые. Но и став взрослыми, они продолжают разбираться с травмами, полученными в детстве.
Страшная, исполненная мистики история убийцы… Но зла не бывает без добра. И даже во тьме обитает свет. Содержит нецензурную брань.
Роман, написанный поэтом. Это многоплановое повествование, сочетающее фантастический сюжет, философский поиск, лирическую стихию и языковую игру. Для всех, кто любит слово, стиль, мысль. Содержит нецензурную брань.
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.