Муравечество - [206]

Он пытается гастролировать с сольным номером о манекене, следуя примеру Ла Мило и Ольги Десмонд, ставит «живые картины»: «Голубой мальчик» Гейнсборо, «Мальчик с корзиной фруктов» Караваджо, «Голландский мальчик-художник» Лоуренса Кармайкла Эрла. Но когда он ставит «Мальчика, ведущего лошадь» Пикассо, где надо раздеться и вынести на сцену мертвую лошадь-чучело (тоже голую), на театр устраивают полицейскую облаву за «единовременно человеческую и животную непристойность», и Мадд остается без работы. Он ничего такого не умеет, только стоять неподвижно, так что скитается по улицам и обивает пороги театров в поисках работы. Мадд встречает Моллоя — толстого мальчишку, у которого умеренный успех имеет сольный номер, где он нервничает и дрыгает ногой, но в последнее время Моллой переживает, что его некуда развить и публике в конце концов приестся шутка.

Рассеянный толстопузый Моллой буквально наталкивается на ушедшего в себя Мадда на 42-й улице, после чего оба падают на землю. Итоговая ссора двух мальчишек вызвала немало смеха и аплодисментов прохожих. Мадду приходит в голову, что их театральную пару ждет большой успех. Это он и предлагает зашедшему в тупик Моллою, и так начинается их пожизненное сотрудничество. А самое важное — у одинокого Мадда теперь есть друг. Выясняется, Моллой — прирожденный талант: остроумный, веселый, изобретательный; мальчишка, которому наконец вручили его призвание. Первые пять лет все скетчи кончались тем, что Моллой нечаянно валил их обоих на пол, — это было наследием их первой встречи.

Идея дуэта с живой скульптурой оказалась полна возможностей. Нервный Моллой и неподвижный Мадд идеально дополняли друг друга. Они придумывают сценку, где «скульптор» Моллой — в берете, фартуке и с бантом — неистово долбит мраморный блок, пока не показывается Мадд.

— Эй, я пытался достучаться до девушки! — говорит Моллой.

— А кто нет, приятель, — отвечает статуя.

Моллой отскакивает.

— Ты можешь говорить? Но ты же не живой!

— Калвин Кулидж[192] тоже, но он неплохо устроился.

Номер приносит успех, и они исполняют множество вариаций на эту тему: пугало и фермер, дворцовый караульный и турист, доктор и пациент на вытяжке.

* * *

Я просыпаюсь на вытяжке в Мобильном армейском хирургическом госпитале под присмотром очень старого Алана Алды, одетого в очень нестарого Соколиного Глаза Пирса[193].

— Что происходит? — спрашиваю я.

— Вам на голову упал сталактит, — говорит Алда.

— Вы Алан Алда, — говорю я.

— Да, — отвечает он, очень довольный.

— Я бы предпочел, чтобы меня лечил Дональд Сазерленд[194].

— Но лечу я, — говорит он.

— Сколько я уже без сознания?

— Три месяца, плюс-минус.

— Как там война?

— Все еще бушует.

Соколиный Глаз щиплет за зад дряхлую лейтенанта Диш. Она хихикает, игриво оглядывается, и он идет за ней своей фирменной походкой в стиле Граучо Маркса.

По динамикам лагеря раздается объявление:

«Встречайте правительство „Слэмми“. Разве не пришло время для правительства, которое представляет ваши интересы? В „Слэмми“ мы обслуживаем ваши потребности так же, как всегда обслуживали ваши столики: быстро, качественно и с улыбкой на лице».

Я лежу среди раненых и пытаюсь организовать мысли.

Инго предполагает, что, возможно, все трагедии современного мира восходят к лунным детям. Слепота Поллукса Коллинза в сочетании с его известным таинственным происхождением, остротой ума и как будто врожденным пристрастием к шарлатанству стали идеальным штормом для будущего процветающего бизнеса мессии. Кастор — робкий, вечно оправдывающийся, стыдливый, не может выдержать слепоты и известности, но Поллукс пользуется всем, включая ограничения брата, чтобы сделать заявку на собственную божественность. Майкл Коллинз назвал их метко: в мифах Поллукс был сыном Зевса, а его брат Кастор — простым смертным. Хотя, согласно одной версии, изначально Поллукса Коллинза звали Кастором, а когда он узнал о мифе, втайне заставил брата отзываться на Кастора и сам взял имя Поллукс. Далее эта версия предполагает, что семья Коллинзов даже не знала о подмене. Все это, конечно, обычные сплетни; чтобы это знать, необязательно смотреть фильм Инго. Но Инго влезает в головы этих культурных символов. У каждого есть любимый Коллинз. В зависимости от того, за кого вы хотите выйти замуж, о вас можно сказать многое, заявляют бесконечные «аналитические» статьи в популярных журналах. «Миссис Кастор», как правило, — независимые личности, «миссис Поллукс» — фашисты. «Миссис Кастор» не пугает неизвестность; «миссис Поллукс» живут в черно-белом мире. «Миссис Кастор» проявляют сочувствие, «миссис Поллукс» — осуждение. «Миссис Кастор» принимают человеческую уязвимость; «миссис Поллукс» — саркастичны. «Миссис Кастор» — невротики; «миссис Поллукс» — социопаты. Я — «миссис Кастор». И всегда был. Куда сложнее жить с неуверенностью, исследовать пертурбации человеческого разума, задавать вопросы, быть смелым. Будь я в правильное время жив и немцем, стал бы членом «Белой розы»[195], а то и самым отважным их предводителем.

Новое объявление:

«Наш фирменный Молот „Слэмми“ желает вам добра. Он сокрушит вашу печаль множеством ударов любви».