Мулан - [32]

Командующий Тун кивнул.

– Да. У него, как и у его отца, душа воина. – Он помолчал, и лицо его приняло задумчивое выражение. – Но я чувствую, как что-то сдерживает его.

– Возможно, со временем он и сам преодолеет все преграды, – через минуту отозвался сержант Цян.

Командующий остановился и обернулся к своему заместителю.

– У нас не осталось времени, – сказал он. – Враг продвигается. Мы выступаем на рассвете.

Продолжать не было нужды. Кивнув, сержант развернулся и отдал солдатам приказ собраться на плацу. Несмотря на изнеможение, мужчины вскочили, выпрямились и со всех ног бросились выполнять распоряжение. Мулан пришла последней, так как ей пришлось спускаться от святилища.

Когда все ополченцы были в сборе, командующий Тун занял своё место перед ними.

– Учения не закончены, – объявил он. – Но мы живём во время войны. И мы меняемся вслед за переменой ветров. – Он сделал паузу, чтобы убедиться, что все внимают ему. Убедившись, что все слушают, он продолжал: – Мы отправляемся на защиту Горно-степного укреплённого городка.

Реакция была мгновенной. Удивление, страх и возбуждение охватили солдат. Перешёптывание волной прокатилось по рядам. Именно этого все они ждали… и страшились. Стоя позади, Мулан почувствовала, как кровь отлила от лица. Энергия и силы, которых она только что была так полна, схлынули. Одно дело успешно выполнить упражнение. Быть готовым к настоящему сражению – совершенно иное.

Командующий Тун поднял руку. Мужчины снова затихли.

– Теперь вы дадите клятву воина и поклянётесь быть верными трём столпам добродетели. – Командующий обнажил меч. Мулан вытаращила глаза: меч был как две капли воды похож на отцовский. Почуяв её взгляд, командующий Тун взглянул на неё и едва приметно кивнул: – Без каждой из этих добродетелей ваша ци иссохнет.

Один за другим ученики воинов вынули из ножен свои мечи и воздели их вверх. Когда Мулан подняла свой меч, она увидела, как блеснула на солнце гравировка. Она прочла слова, что были у неё перед глазами, а Тун произнёс их вслух:

– Верность, – выкрикнул он.

Солдаты, и Мулан в их числе, повторили слово.

– Отвага! – И снова за возгласом командующего эхом прокатились крики солдат.

Внутренности Мулан заледенели от ужаса, когда она увидела, какое слово будет выкрикнуто следующим.

– Честность! – закончил командующий Тун.

Вокруг неё солдаты громко повторили слово, их голоса были исполнены чувства и гордости. Но Мулан молчала. Как могла она принести клятву во имя истины, когда её жизнь была ложью?

Глава 15

На следующее утро по дороге к Горно-степному укреплённому городку мысли Мулан всё ещё кипели. Поступь только что присягнувших солдат звучала фоном к биению её сердца.

Обман тяготил Мулан больше мешка за спиной. Она больше всего на свете хотела молчать, но чувствовала, что должна признаться. Эти мужчины стали её друзьями. Командующий Тун и сержант Цян стали её учителями. Она предаёт их доверие, а, чтобы полностью отдаться полю боя, ей нужно очистить разум и совесть. Однако смолчав, она сохранит свой секрет, а иначе навлечёт на себя наказание, которое хуже смерти, – позор.

Она взглянула вперёд: там шёл Хонхэй с высоко поднятой головой и ясными глазами. «Как бы он поступил?» – спросила она себя. Но, даже задай она ему этот вопрос, что он мог бы ей посоветовать? И тут в её мыслях соткалась Феникс-птица. Желают ли её предки, чтобы она открыла, кто она? Или они хотят, чтобы она продолжила жить ложью? Когда подошло время стать лагерем, Мулан приняла решение.

Подойдя к шатру командующего, она остановилась перед входом. Она сделала глубокий вдох и постаралась взять себя в руки.

– Командующий Тун, – произнесла она, чтобы обозначить своё присутствие. – Это Хуа Дзюн.

– Ты можешь зайти, Хуа Дзюн. – Ответ командующего Туна прозвучал быстро и коротко.

Войдя в шатёр, Мулан кивнула своему командиру. Его внимание было отдано лежащему на коленях мечу. Он точил клинок ровными и вдумчивыми движениями.

– Командующий Тун, – начала она. – Есть нечто, что тяжко гнетёт моё сердце. Мне нужно признаться вам в одной вещи. – Во рту у неё пересохло, едва командующий поднял на неё свои глаза. Она открывала и закрывала рот, отчаянно ожидая, когда же с её языка скользнут правильные слова. – Это связано с тремя добродетелями… – Продолжить у неё никак не получалось.

Командующий Тун следил за её борьбой. К её удивлению, глаза его светились сочувствием, будто, видя её борение, он и сам испытывал боль. Поднявшись на ноги, командующий подошёл к ней.

– В том, чтобы бояться первой битвы, нет стыда, – промолвил он, неверно угадав причину, приведшую её к нему. – Более того, то, что ты признаёшь, что тебя гложут сомнения, свидетельствует о твоей честности.

Его слова полоснули по её уже уязвлённой совести. Честности? Но она пришла, чтобы объяснить ему, насколько она нечестна. Она покачала головой, пытаясь вернуть разговор в исходное русло и сказать то, что следует сказать.

– Да, командующий, – сказала она, – но и другие добродетели…

Командующий Тун прервал её.

– Хуа Дзюн, – произнёс он, и тон его сделался серьёзным. – Я долгие годы занимаюсь военным делом. В служении моём я всегда опирался на умение разбираться в людях. Ты хороший человек. Возможно, однажды ты сопроводишь меня в мою деревню, где я познакомлю тебя с моей дочерью.