Муха в розовом алмазе - [13]

– В частности, почему ты в день убийства Сома уехала в Белгород? Почувствовала опасность и смылась?

– Ты знаешь, меня действительно что-то толкнуло. С работы в середине дня ушла, села на поезд и уехала...

– А точно из-за поклонника по чердакам заставила меня уходить? – спросил я после того, как мой взгляд сумел расстаться с беленькой шейкой и ушком девушки.

– Да нет, какие там поклонники. Заметили тебя... Я же говорила, что люди этих бандитов с дома глаз не спускали.

– А как же они на меня вышли? Я вроде чисто ушел? Если, конечно, не считать чердачной пыли.

– Не знаю. Может, и заметили.

– А теперь, мадемуазель Ванга Бабаяговна, позволь задать тебе главный вопрос: как ты здесь очутилась? В нужном месте, в нужную минуту?

– Это просто, – лучезарно улыбнулась Анастасия. – Позавчера за мной перестали следить. И я почувствовала, что тебе с твоим алмазом сели на хвост. И поехала на выручку. Где ты находишься, узнала у твоей матери, телефон ее у Сома был.

Я улыбнулся, вспомнив, при каких обстоятельствах у Сашки Никитина оказался телефон моей мамы. Как-то ранним летом на Кумархе, на стихийном банкете, посвященном приходу вахтовки (первому после расчистки дороги от снега, лавин и оползней), я нализался до поросячьего визга и принялся уговаривать такого же пьяного Сома бросить пить.

– Я не сма..сма..гу, – прослезился он, выцедив очередные сто граммов. – Ты же зна..зна..ешь... Меня лечить надо. И не здесь, у троечников и проходимцев, а в Москве...

И я в порыве сострадания тут же нацарапал в записной книжке Никитина московские координаты моей мамы, жившей по соседству с известным профессором-наркологом.

Мои воспоминания прервали два дачника, подошедшие к остановке. Женщина с двумя кузовками крупной клубники взглядом попросила уступить ей место. Мы с Анастасией встали и отошли в сторону.

– Интересные шляпки носила буржуазия... Будущее можешь видеть, опасность чувствуешь, – присев на бетонный край заброшенного цветника, проговорил я задумчиво. Объяснения Анастасии мог принять только очень доверчивый человек или человек, завороженный ее простодушными глазами. И такими пронзительными.

– А что в этом особенного? – подивилась девушка. – Мне кажется, что любой человек может в какой-то мере угадать будущее. И я могу.

– Можешь? Тогда скажи, будем мы с тобой... ну, того, спать рядышком? – неожиданно для себя ляпнул я.

– Фу, как грубо, – сморщилась Анастасия. – Я ни с кем не сплю, я люблю спать в своей кровати со своим мишкой.

– Мишкой? – удивился я. – А фамилия его как?

– Плюшевым мишкой. Его мама мне в детстве подарила. А что касается секса по любви, то он никому не вреден. Но ты пока еще не созрел для такового.

– Я то не созрел, это точно... А вот он...

Синичкина посмотрела прямо в глаза:

– У тебя друг исчез, жена ушла и алмаз в желудке.

– Боюсь, что уже не в желудке, – вздохнул я и, останавливая попутную машину, замахал рукой.

* * *

Отмытая муха выглядела обиженной. Поэтому, наверное, и молчала. Закопав ее под яблоней, мы сели решать, что делать дальше. Милиция, по всей вероятности, уже сообщила Наталье, жене Веретенникова об исчезновении мужа, и поэтому возвращаться в город и объясняться с ней мне вовсе не хотелось. Заплаканное лицо, ничего не понимающие дети с круглыми глазами, кинжальные взгляды тещи – это слишком. Тем более, я верил, что все обойдется. Ведь обходилось же раньше?

– Ты рассказал другу, откуда мог быть добыт алмаз? – спросила Анастасия, рассматривая камень без всякой брезгливости.

– Да, рассказал... Сказал, что он, возможно, с пятой кумархской штольни, – ответил я, сев на диван, на котором Баклажан собирался разверзать брюшную полость Веретенникова.

Задумчивая Синичкина была просто прелесть.

– А когда Баклажан его прижмет, он все выложит?

– Конечно. И я бы выложил. Жизнь – это жизнь, а стекляшка, даже с мухой внутри – это стекляшка. Любопытная, но стекляшка.

Синичкина задумалась.

– Значит, сейчас они уже на пути к твоему Кумарху...

– Они? Ты думаешь, что Баклажан не распотрошил Валерку?

– Не думаю.

Я представил Веретенникова лежащим в гаражном боксе с разверстым животом. На куче хлама. Замасленные коробки передач, цилиндры, сидения с вылезшими пружинами и он. Бледный, смертельно испуганный.

– Очень бы хотелось в это верить, – почернел я.

– Если Валерий не дурак, вряд ли у тебя есть дураки в друзьях, то он должен был догадаться, что его единственное шанс спастись – это сказать Баклажану, что хорошо знает место, где розовые алмазов навалом.

– В расчете на то, что Баклажан кинется за ними и на меня там наткнется?

– Да. И этот бандит туда поедет. Точно поедет. Поедет убить двух зайцев. И алмазов набрать и на живца словить всех тех, кто знает о розовых алмазах. В Москве и Подмосковье последнее сделать достаточно хлопотно. Особенно если у милиции есть твой фоторобот.

– Уверен, что Валерий сказал этому гаду о месте жительства алмазов, – проговорил я, подумав. – А что касается друзей не дураков, то ты жестоко ошибаешься. Кого, кого, а умных в друзьях у меня никогда не было. Не люблю умных, потому как человек не может быть умным по определению, а если он умный, то значит либо совсем дурак, либо обманщик и лицемер. Кто-то сказал, что ума в природе не бывает, а бывают разные количества глупости.