Муха имени Штиглица - [8]
– Почему?
– Не знаю. Потому что у тебя очки.
– При чём здесь очки?
– Ты был в очках, ты был угрюм, ты был вне доступа.
Новость о его отъезде застала меня на семинаре по прозе. В одну минуту я возненавидела всех прозаиков, читающих в это время свои рассказы. Особенно господина С., который затянул какую-то историю о поездах из Москвы в Питер, о бессонной ночи и о том, что он так и не узнал имя той прекрасной девушки. Может быть, сюжет был несколько иной. Но мысль автора просвечивала через каждое слово. Это была мысль о единственном, неповторимом и многогранном его «Я».
Этот человек был многогранен как стакан. В который то и дело наливают водку.
Вечером я сидела в кафе, на столике стоял айпад и молочный коктейль.
На экране айпада был Человек Из Коктебеля, превратившийся в Человека Из Скайпа.
Со стороны могло показаться, что я кокетничаю с молочным коктейлем.
Свой чужой
Выхожу из дома, сталкиваюсь с соседом.
– Ты чё, обои несёшь?
– Ага, картины.
– Ты в Штиглице учишься?
– Да.
– Я был там. День открытых дверей.
– Был в музее?
– Нет, он был закрыт.
Характерная черта Мухи: двери открыты – музеи закрыты. «Вы кто такие? Куда? Какой музей? Написано же: „закрыт“!»
– Но в Молодёжном зале был?
– Да, походил. Хорошо, конечно, но жалко, что упадок…
– Как – упадок?! Только ремонт сделали.
– Всё равно упадок. Разваливается всё…
– Пергамский алтарь видел?
– Видел… Что сказать. Жалко. Я во дворе был – всё сыпется, грязно, неопрятно…
«Грязно» – это, наверное, смальта, стекло: благородный рабочий материал из мастерских.
Это как земледельцу сказать, что у него земля грязная под ногами валяется.
Или на вопрос: «Как вам картина?» – ответить: «Ты знаешь, я посмотрел с той стороны – подрамник кривым гвоздём прибит! Ржавым!»
Беспечально прощаюсь с соседом. Иду дальше. На плече папка, на спине рюкзак с красками, ещё один рюкзак с пряжей, в руках те самые «обои». Шагаю по Итальянской, прохожу мимо Тургенева, одиноко сидящего в сквере. Неподалёку от него – фонтан, окружённый скамейками, которые никогда не бывают пустыми. У Тургенева всегда безлюдно. С фонтаном людям проще.
Иду вперёд, к улице Караванной. Там находятся сразу два кинотеатра: «Родина» и «Дом кино». Висит огромный плакат: «ЛЮБОВЬ. НОВЫЙ ФИЛЬМ. ФРАНЦИЯ».
Складываю желание посмотреть этот фильм в рюкзак с красками.
– Мы уже смотрели его. Ужасный фильм! Чуть не сдохли от скуки. Про двух стариков. И они весь фильм молчат! Ходят. Болеют. И молчат. Ве-есь фильм. Мы думали, там про любовь… Не советую. Мы взяли билеты на «Изгнание костей дьявола», пойдёшь с нами?
Не. Я лучше тут посижу. У фонтана. Есть что послушать.
Или у Тургенева, здесь всегда пустые скамейки. И есть о чём помолчать. И не согласиться.
Торжествующий гений
В Петербурге есть река Пряжка. Она течёт мимо сумасшедшего дома. Здесь пряли и сходили с ума.
А ещё есть улица Шпалерная. Здесь ткали шпалеры и тоже сходили с ума.
Но я хожу в Муху по улице Пестеля, которая рядом со Шпалерной. А в Союз художников – по улице Большой Морской. Когда-то её называли Бриллиантовой: здесь жили и торговали бриллиантовые люди, в том числе и Фаберже.
И над ними парил крылатый Торжествующий Гений.
Точнее, он парил над зданием Императорского общества поощрения художников.
Ныне это здание принадлежит Союзу… Как сказать, чтобы избежать тавтологии? Кто бог у художников?
– Аполлон.
– Какой Аполлон?! Бахус у них бог!
Ладно. Ныне, значит, это здание принадлежит Союзу художников. Что логично. Но скульптуры нет. То есть ни гения, ни торжества.
А в начале XIX века на первом этаже этого здания жил генерал-губернатор Петербурга граф Милорадович. Жил до тех пор, пока на Сенатской площади его не убила сволочь.
Это не я сказала. Это сказал Василий Жуковский: «Какая сволочь! Чего хотела эта шайка разбойников… Презренные злодеи, которые хотели с такой безумной свирепостью зарезать Россию!..»
«Презренные злодеи» – это декабристы.
«Граф М.А.Милорадович, любимый вождь всех воинов, спокойно въехал в каре и старался уговорить солдат; ручался им честью, что государь простит им ослушание, если они тотчас вернутся в свои казармы. В эту минуту пули Каховского и еще двух солдат смертельно ранили смелого воина, который в бесчисленных сражениях и стычках участвовал со славою и оставался невредимым; ему суждено было пасть от русской пули».
Я живу недалеко от улицы, названной именем убийцы. Точнее, это переулок, всегда безлюдный и тёмный.
А находится он на острове Декабристов.
Клубок из тёмных нитей улиц и переулков. Название – Земля.
Здесь прядут и сходят с ума.
…А Торжествующий Гений парит. Просто облаком выше.
Тук жизни
– Ну, черти полосатые, что ж вы пишете-то?! Я специально такую тряпку вам повесил!.. Да это не тряпка – это подарок судьбы! Писать чёрный надо вот так!.. Чтоб звенел! Чтобы черти боялись!
Наши любимые преподаватели… Они нам нравятся. А мы их просто бесим.
– Вы бедного Давида замучили уже! Где затылок у него, я вас спрашиваю? Вы же его без мозгов оставили. У него лицо по золотому сечению, а ты яблоко вместо головы нарисовала. Идите все замуж! Нечего вам тут делать!
Мы замучили не одного Давида. У нас ещё были Гомер, Август… Благодаря Давиду я научилась правильно рисовать нос. После такого успеха его нос изображался на всех портретах. (Даже у Афродиты.)
