Мудрость змеи: первобытный человек, Луна и Солнце - [4]

Но как следует в свете сказанного воспринимать уровень мышления древнейших обитателей Земли? Какие силы увлекли их в свое время на свершение столь грандиозных предприятий, едва ли, кажется, необходимых для «допотопной» эпохи, когда на континентах Старого Света было безгранично далеко до проблемы перенаселенности, а значит, и до «продовольственной проблемы»? Что обусловило удачу — коллективизм, упорство, способность быстро найти должный ответ на любое противодействие природы, достаточная вооруженность, чтобы преодолевать самые изощренные препятствия, или гибкость и мощь главного инструмента взаимодействия предков с окружающим миром — разум?

В поисках ответов на такие вопросы можно продолжить и дальше перебор наук, каждый раз пытаясь выявить в первобытной культуре изначальные ростки сопричастия им предка древнекаменного века. Но едва ли шаг, столь откровенно прямолинейный в исканиях истины, подкрепит гипотезу о весьма раннем становлении наук. Ясно же, что лишь простым расширением списка сложившихся теперь отраслей естественнонаучных знаний ее не отстоять. Каждого на этом пути будет подстерегать одна, по крайней мере, опасность: очередные высказывания в том же духе отнюдь не добавят веса и убедительности старым доводам в пользу выдвинутой идеи давности начала зарождения пoзнании о мире, и она без труда будет отвергнута. Поэтому надо выбрать из множества наук одну, но такую, где можно отыскать строго документированные свидетельства успехов первочеловека в познании мира.

Географические открытия первых обитателей Земли были обречены кануть в безвестность для ближайших к ним потомков. Но результаты странствий предков по континентам не могли остаться без последствий. Земля, прародительница и колыбель человечества, становилась при осуществлении таких путешествий мудрой его наставницей и учительницей. Устремляясь в неведомые края, человек попадал в непривычное, зачастую мало благоприятное природное окружение и оказывался подвершенным воздействию необычных, как правило, испытывающих терпение, волю и разум климатических условий, что каждый раз требовало перестройки его прежде налаженного быта и привычек. Двигаясь из благодатных тропиков на север, первобытный охотник мог осознать, как многоцветна и многолика Земля: жаркие и душно-влажные, почти непроходимые из-за сплетения лиан джунгли оставались позади и на пути вставали вздыбившиеся до небес громады гор и бесконечные засыпанные щебнем плоскогорья, где нелегко было укрыться от пронизывающих ветров; за каменным поясом начинались обширные степи и покрытые застывшими волнами песчаных морей пустыни; они вновь сменялись суровыми пиками; снежные вершины при их переходе позволяли, кажется, достигнуть взором самой окраины Земли. Но это была всего лишь иллюзия, ибо дальше опять тянулись бесконечные пространства степей, полных живительными ароматами, а затем и топкие болотистые тундры, покрытые большую часть времени ослепительно белым снегом и скованные лютыми морозами.

И, конечно же, в ходе трансконтинентальных миграций охотники древнекаменного века должны были заметить не только броские перемены в ландшафте, климате (кто мог пренебречь жарой или холодом!) и животном мире, но и вверху, в Небе, прежде всего в деталях звездной картины, в особенностях восходов и заходов Солнца в разных точках горизонта в течение года (по мере смены одного сезона другим) и Луны (но по истечении 18 с лишним лет). Не эти ли перемены, незаметно подталкивающие к уяснению круговорота закономерностей земных (сезоны) и небесных (положения светил на небосклоне и у горизонта при восходах и заходах), сначала вызвали крайнее изумление предка, а затем навели на размышления, в ходе которых расширялся его кругозор и оттачивалась волшебная комбинаторика ума?

Вспомним хотя бы самые яркие астрономические явления, наиболее примечательные для экваториальных, средних и приполярных широт земного шара, которые шаг за шагом осваивались людьми в древнекаменном веке, и сделаем это прежде всего для того, чтобы обосновать законность постановки такой гипотезы. Наблюдателя на экваторе в дни весеннего и осеннего равноденствий не удивит, что Солнце утром, а Луна, звезды и планеты вечером или ночью поднимаются на востоке из-за горизонта вертикально вверх, к зениту, а затем начинают стремительный, как падающий на землю камень, спуск к западу. При такой направленности движения Солнца день и ночь наступали внезапно, почти без сумерек, переходной поры между светом и тьмой. Отклонения точек восхода и захода Солнца, а также Луны в летний или зимний периоды соответственно к северу или к югу от равноденственных точек горизонта на востоке и западе здесь не настолько значительны, чтобы остаться незамеченными. Не слишком разнятся тут в течение года день и ночь. Продолжительность дня на экваторе в сезоны сухой или дождливый отличается весьма мало, что приводит к относительно равномерному распределению тепла. Действительно, от времени зимнего солнцестояния до весеннего равноденствия Солнце освещает тропики около 1068 часов, от весеннего равноденствия до летнего солнцестояния — 1116, от летнего солнцестояния до осеннего равноденствия — 1128 и от осеннего равноденствия до зимнего солнцестояния — 1068 часов. При такой ничтожной разнице в освещенности, а следовательно, и в количестве доставляемого светилом на Землю тепла древние обитатели тропиков едва ли замечали колебания температуры в разные сезоны. Поэтому если что и было их знаками, то дождливость и сухость.