Мудрость Салли - [30]

Последняя на сегодня – Роуз. У Роуз день рождения, и я принесла ей маленькое стеклянное пресс-папье с прекрасным розовым бутоном. Эта роза – воплощение моего представления о Роуз Ханне, которой так и не выпала возможность расцвести. Может, она нашла малышку Мэри и теперь они вдвоем скачут на батуте с ангелами. Роуз Ханна Шекспир, «Куколка», умерла в 1899, в возрасте 4 лет, – «трагически утонула».

Что поделать? Во многих странах, даже в наше время, утопление – одна из основных причин детской смертности. Достаточно нескольких сантиметров воды. Дети тонут в ванных, ведрах и даже туалетах.

Когда я нашла могильный камень Роуз, он густо зарос плющом и на нем сидело больше тридцати улиток. Десять минут расчистки и пересаживания улиток – и я увидела белое мраморное надгробие, инкрустированное свинцовыми полосками, обрамляющими панели, украшенные резными голубями и розами, с высеченными словами: «Наша дорогая дочь «Куколка» – ужасно скучаем, но вспоминаем с любовью».

У нас с Эдвардом есть любимое местечко для обедов. В верхней части склона, на котором построено кладбище, с великолепным видом на парк, город и сельский пейзаж за ним. Могилы здесь широко расставлены и одни из самых старых на кладбище. Надписи на многих из них уже невозможно прочесть, а некоторые надгробия покосились вперед, назад или вбок, словно пьяные, и мы с любовью называем это место «Пьяное Поле».

Эдвард уже сидит и греется на солнышке, когда мы подходим к нему по траве. Он очень элегантно смотрится в малиновом жилете и безукоризненной панаме. Хайзум страшно рад встрече с Лордом Байроном и тащит меня за собой, чтобы скорее с ним поздороваться. Эдвард улыбается и мельком берет меня за руку, когда я сажусь с ним рядом и протягиваю украденную розу. Он принес нам сэндвичи с яйцом и майонезом, а для Хайзума и Лорда Байрона – холодного жареного цыпленка (органического, выращенного на свободном выгуле, в условиях, одобренных Обществом Защиты Животных и самим цыпленком). Я передаю ему салфетку, накрахмаленную белую льняную салфетку, отвечающую даже стандартам Леди Т., которая точно не одобрила бы бумажные.

– У меня к тебе две просьбы.

Эдвард выглядит непривычно серьезным, и я чувствую холодок, словно солнце скрылось за облаком. К моему облегчению, в зеленых глазах быстро загорается озорной огонек.

– Ну, давай, говори уже. Но предупреждаю заранее: с геями я не сплю и не одолжу тебе мое платье.

Эдвард пренебрежительно поднимает одну бровь, откусывая еще кусок сэндвича, и слегка покачивает головой. Жаль, я не умею столь мастерски изображать пренебрежительную бровь. Я тренировалась перед зеркалом, но у него все равно получается в сто раз лучше.

– Ты себе льстишь по обоим пунктам.

Я пытаюсь изобразить презрительную бровь, но удается только похихикать с набитым ртом. Не элегантно и не рекомендовано Леди Т.

– Я хочу пригласить тебя составить мне компанию на удивительно ужасную постановку «Микадо».

– Зачем? В смысле, почему ты идешь, если она удивительно ужасная? И, во-вторых, почему хочешь разделить этот груз со мной?

– Я хочу поддержать хорошего друга, он исполняет роль Верховного Палача. Он говорит, это худшая постановка в истории, тухлые яйца и помидоры гарантированы. Ему хочется, чтобы в зале было дружеское лицо. Но мне, в свою очередь, нужен хороший друг, который поддержит в эту мучительную минуту и, если придется, реанимирует в конце.

– С огромным удовольствием.

Мне хочется спросить, что это за друг, но я слишком хорошо знаю Эдварда. Если он не рассказывает сам, на это обычно есть причина. В любом случае, скоро я все узнаю.

– Мне надеть свое лучшее кимоно?

Да, о друге я спросить не могу, но от мягкого подтрунивания удержаться не получается. Эдвард снова поднимает бровь, но не может скрыть улыбки на загорелом лице.

24

Возвышенные ноты «Лакримозы» Моцарта – довольно любопытное приветствие, звучащее в момент, когда я открываю входную дверь клиники и прохожу с Хайзумом к себе в кабинет. Сегодня утром клиентов нет, и жалобные взгляды Хайзума убедили меня позволить ему составить мне компанию, пока я буду делать нудную, но необходимую бумажную работу.

Я оставляю Хайзума перекладывать диванные подушки и возвращаюсь в приемную к Хелен. Судя по выбору музыки, я заранее знаю, что она не одна. Там ждет неприятная клиентка, миссис Слади. Имени своего она не оправдывает категорически. Она всегда сидит прямо, как палка, с таким видом, будто вокруг пахнет тухлой рыбой. У нее неудачное лицо с холодными глазами и тонкими губами, вечно поджатыми и готовыми что-нибудь или кого-нибудь критиковать. Она – одна из пациентов Феннель, и Феннель относится к ней хорошо. «Лакримоза» играет из-за меховой шапки миссис Слади. Та носит ее круглый год. Осенью и зимой – вместе с длинной шубой верблюжьего цвета и меховым воротником. Весной и летом – с красивыми хлопковыми платьями, которые почему-то ужасно на ней сидят и смотрятся уродливо. Я подозреваю, что она носит эту шапку даже с купальником, когда отдыхает на террасе своей недавно приобретенной виллы на юге Франции. Она в подробностях рассказала о ней подобающе почтительной Феннель, а та рассказала нам. Но впечатлились мы куда меньше, чем следовало бы.