Мудрец - [45]

Кьюлаэра размеренным шагом вернулся в лагерь с охапкой хвороста, насвистывая и удивляясь тому, как легко у него на душе. Когда еще его сердце пело так радостно, с тех пор как его выгнали из деревни!

Разжигавший костер Йокот обернулся и нахмурился:

— Чему это ты так радуешься, Кьюлаэра?

— Запаху осени в воздухе, Йокот! Ощущению счастья, которое он дает человеку!

Лгать снова стало легко. Он бросил хворост рядом с гномом. Было так приятно мечтать, верить, что снова будешь свободным и способным колошматить кого захочется, и замышлять что угодно, без этого треклятого амулета, пылающего холодом на шее...

Рука Кьюлаэры метнулась к вороту: он ведь думал о том, как убьет старика, а амулет при этом совершенно не похолодел.

Амулета на шее не было.

Кьюлаэра в страхе ощупывал тело, грудь. Может быть, цепь порвалась и амулет свалился под рубашку — но нет, они пропали, и цепь, и ошейник! Вдруг он вспомнил, как рука незнакомца вцепилась ему в ворот, подтянула и отбросила назад.

— Змей! Он украл мой амулет!

— Какой змей? — вытаращила глаза Луа.

— Тот, что напал на меня в лесу! Свинья! Стервец! Красть у меня, а?

Кьюлаэра развернулся и помчался в лес.

Китишейн и гномы озадаченно смотрели ему вслед. Появился Миротворец, встал позади них и проводил убегавшего взглядом.

— Что ему злиться, что кто-то украл амулет? — нахмурилась Луа. — Он же так его ненавидел!

— Вот именно, — сказала Китишейн. — Он все твердил, что это знак рабства.

— Так оно и есть на самом деле, — подтвердил Миротворец.

— Тогда чего ему злиться, что его украли?

— Потому, — ответил Миротворец, — что он его собственность.

Глава 11

Кьюлаэра бежал по лесу, бранясь. Как посмел этот наглец у него красть! Мало того, как посмел он набиваться в союзники и подбивать его на достижение сокровенного желания, с самого начала просто отвлекая его чтобы потом обворовать! Слава богам, думал Кьюлаэра, что он не попытался убить Миротворца, рассчитывая на помощь этого человека!

Было уже темно, но кое-где лунный свет пробивался сквозь листву. Кьюлаэра бежал, спотыкаясь, к той опушке, где они встретились с охотником. Она была залита лунным светом; он торопливо отыскал следы незнакомца и бросился по ним в чащу.

По пути он немного поостыл и решил, что не стоит так шуметь. Он перешел на шаг и стал ступать более осторожно, а затем пошел быстрее, не теряя следов охотника. Странно, но, похоже, человек и не пытался прятаться.

Там, за деревьями, свет костра! Кьюлаэра пошел еще медленнее, очень осторожно, но сердце его, когда он выходил на опушку, горело жаждой убийства.

Он не был достаточно осторожен! Незнакомец обернулся и ухмыльнулся:

— А, лесной житель! Не смог меня дождаться!

— Никто бы не смог ждать так долго, — ответил Кьюлаэра, — потому что ты не пришел бы никогда. — Он протянул руку. — Мой амулет. Отдай его.

Амулет блестел на шее у незнакомца.

— Подойди и возьми, — рассмеялся тот. Кьюлаэра подошел ближе, прыгнул и ударил. Незнакомец увернулся, попытался схватить Кьюлаэру за ногу, но промахнулся. Он прыгнул в тот момент, когда Кьюлаэра приземлялся, попал тому кулаком под ложечку, потом в лицо, потом в бок, но Кьюлаэра уже выучил любимые приемы охотника, все три удара отбил и вернул резким прямым. Незнакомец отразил его и двинул Кьюлаэре в челюсть. В глазах у него поплыло, он схватил незнакомца, когда тот попятился, чуть не упал, и охотник с глухим стуком рухнул на землю. Кьюлаэра отошел, встряхнулся и увидел, что незнакомец поднимается, закрываясь кулаками. Это он сделал зря. Кьюлаэра скакнул в сторону и заехал незнакомцу по голове. Охотник злобно завопил, но, падая, попытался ударить Кьюлаэру. И застал врасплох, попал ему в живот, тот согнулся от боли, быстро отступая. А незнакомец успел встать на ноги, прийти в себя и что было сил броситься на Кьюлаэру.

Так повторялось раз за разом, и казалось, что это тянулось несколько часов, большую часть ударов они оба отражали, но некоторые оказывались меткими. Соперники увертывались, отпрыгивали, били, получали удары, пока в конце концов не встали на расстоянии вытянутой руки друг от друга на полусогнутых ногах, ссутулившиеся, задыхающиеся, измотанные, шатающиеся.

— По-моему, ты все-таки пришел бы в конце концов в наш лагерь, — прохрипел Кьюлаэра, — но не для того, чтобы убить Миротворца, а чтобы убить меня!

— Ты так думаешь?

Вдруг лицо охотника как бы размягчилось, стало таять, будто свечка на солнце, а потом странно расплылось. И вновь стало прежним, но при этом осунулось. Темные волосы превратились в светлые, и Кьюлаэра обнаружил, что видит перед собой собственное лицо!

Он разинул рот, как вытащенная на сушу рыба.

— О да, я — Кьюлаэра, я — это ты! Тебе не убежать от меня, лесной житель, волчья башка, ибо кто еще может сравниться с тобой! Тебе не убежать от меня, не улететь, не убить меня, не убив себя, ведь я — это ты, и я — в тебе и всегда буду в тебе, потому что я в самом деле — ты, и никто иной!

Он запрокинул голову и громко захохотал. Кьюлаэра выругался, а незнакомец захохотал еще громче и начал растворяться, сквозь него стало видно луну, потом костер, деревья, потом остались только очертания, наполненные дымкой, теряющие форму. Ночной ветерок нес туманную фигуру прямо на Кьюлаэру. Тот попытался увернуться, ругаясь и крича, но призрак ударил его в грудь, живот, пах — и исчез.