Мудрая змея Матильды Кшесинской - [53]

Эта брошь, повторяю, была одной из немногих драгоценностей, которые М.К. сумела вывезти из России. Столь же дороги ей были форменная гусарская фуражка, которую некогда подарил ей Ники, и, конечно, его портрет в серебряной раме, и немногие письма его.

Бургундия, Тоннер, наши дни

– Что вы сказали? – ошеломленно оглянулась Алена, однако в эту минуту в дверь стукнул один из жандармов – высокий, худой, с длинноватым, как бы вытянутым носом, и крикнул:

– Эй, открывай, Бати! Или ты решил, что мы сейчас будем обыскивать твою машину, чтобы найти наркотики, которые ты, как всегда, перевозишь? Или позвоним Изабель, чтобы сообщить, с какой красоткой ты раскатываешь в свободное время? На твоем складе по-прежнему стоит тот удобный диван, а, старый юбочник?

И он закатился хохотом.

А, так жандарм шутил, значит! Это у него юмор такой, у этого длинноносого!

Алену нисколько не развеселила первая из этих шуток, а Маршана явно не развеселила ни одна из трех.

– У идиота и шутки дурацкие, не обращайте внимания, – буркнул он, выскакивая из машины, подходя к жандармам и пожимая им руки. – Ты бы думал все-таки, прежде чем что-нибудь изречь, Виктор! Если после твоих глупостей моя клиентка решит обратиться к другому броканту, я тебе выставлю иск за упущенную выгоду, понял?

– Ты забыл, что я плачу алименты? – испуганно воскликнул Виктор. – Твой иск меня окончательно разорит! Мадам, прошу извинить, я беру обратно все свои слова. У меня в самом деле очень своеобразное чувство юмора. А на складе Жака вы, не сомневаюсь, найдете все что угодно. Вот только манеж не покупайте, огромная просьба! Он срочно нужен нам! Ради него мы и приехали.

Алена только глазами хлопнула – говорить она все еще не могла.

– Зачем вам мой манеж? – удивился Маршан. – Что за ерунда?

– Решили на лошадках покататься, – изрек Виктор, старательно подмигивая, чтобы подчеркнуть: это он шутит.

– Ги, объясни ты, я ничего не понимаю, – повернулся Маршан к другому ажану, с не столь длинным лицом и, очевидно, не столь изощренным чувством юмора.

– Ты помнишь нашего старика Дютуа? – ответил вопросом на вопрос Виктор, и Маршан усмехнулся:

– Разумеется. Ближайший друг моего деда! Да я, можно сказать, рос на его коленях.

– Значит, ты не забыл, что послезавтра у него юбилей? Восемьдесят пять годков!

– Конечно, не забыл, – снова усмехнулся Маршан. – Мы с мамой получили приглашение на банкет.

– А Изабель приглашена? – подал голос Виктор, снова проделывая сложные мимические упражнения, чтобы подчеркнуть: это очередная шутка.

В его сторону, кроме Алены, никто и не глянул.

– Мы решили сделать старику сюрприз, – продолжал Ги. – Помнишь, как ностальгически он рассказывал о манеже, на котором катался, когда в детстве жил во Френе?

– Еще бы не помнить, – в очередной раз усмехнулся Маршан. – Мой дед там тоже катался, а после пожара у нас в амбаре годами валялась вся эта рухлядь, пока мы с отцом не восстановили манеж.

«Хорошо, что я сижу, – подумала Алена. – А то прямо сейчас рухнула бы у ног Маршана и этих ажанов!»

Как она могла забыть, как она могла забыть? Как она могла забыть, что по-французски «манеж» – это не только место для тренировок лошадей и всадников, но и карусель? Ага, полное название – manège de chevaux de bois, «манеж деревянных лошадей». Сколько раз Алена водила маленьких Лизу и Таню кататься на таких манежах – и в парк Тюильри, и к Сакре-Кер, где они наперебой норовили сесть на любимую красную лошадку, и в парк Ле Аль, где в манеже были и коровы, и зайцы, и поросята… Теперь той карусели уже несколько лет как нет, парк перестраивают, и это печально!

«Ужасно жаль, ужасно жаль, что нет уже коров в Ле Аль», – тупо срифмовала Алена.

Манеж! Карусель! Во Френе сгорели деревянные лошадки: и бэ, и гри, и альзан, и руэн, как говорил старый служитель из школы верховой езды.

И текст письма, которое было напечатано на старой машинке, на старой бумаге, словно бы всплыл перед глазами нашей героини:

«Одиль, верни сама знаешь что, пока не поздно. «Серый» конь. Левый задний. Даю три дня. Потом убью».

Какая связь между тем, что должна вернуть Одиль, и серым – он же пегий – деревянным конем из давно сгоревшего манежа? Или младший Рицци уже знает, что карусель восстановлена и, возможно, старый пегий снова бегает по кругу и в уме – цок, цок! – круги считает?

«А вдруг я его сейчас увижу, этого пегого? – подумала Алена, внезапно разволновавшись, как девочка перед первым свиданием, и чуть не стукнула себя по голове от злости. – О чем ты, безумная? Какие тебе пегие лошади? Какие Одили и Зигфриды? Ты о себе подумай! Тебе срок светит, а ты…»

– Элен, – вернул ее к реальности голос Маршана, который как раз открыл дверцу фургона с ее стороны, – вы же хотели посмотреть мой склад? Пойдемте.

– Элен, счастлив познакомиться, – сунулся вперед Виктор, пытаясь подать руку, чтобы помочь Алене выйти из машины, однако Маршан с угрюмым выражением опередил его.

Ги фыркнул.

– Еще один звук, не относящийся к делу, и никакого манежа не будет, – спокойно сказал Маршан.

– Я понял, – испуганно сказал Виктор.

– Я тоже, – присоединился к нему Ги, но его голос был заглушен ревом пронесшегося мимо мотоцикла.